Я почувствовал, что меня вот-вот опять стошнит, и поспешил в туалет, однако дальше рвотных позывов дело не шло — я зашелся в сильном кашле, звучавшем необычайно гулко меж облицованных кафельной плиткой стен. В ушах у меня стоял звон, мысли путались.

В конце концов мне с трудом удалось взять себя в руки. Я снова тщательно протер все те предметы в номере, которых мог касаться, вышел в коридор, вытер наружную ручку двери и сунул полотенце под рубашку. Оставалось решить, что делать с ключом. Сначала я хотел затолкать его под дверь, однако затем почему-то передумал и спрятал в цветочном горшке, попавшемся мне по дороге в мои апартаменты.

Виски и джин в мини-баре закончились, поэтому я был вынужден довольствоваться коньяком, который выпил залпом прямо из горлышка. Вкус спиртного отчасти заглушил рвотные позывы, однако легкая тошнота по-прежнему оставалась. По лбу градом катился пот, и я вытер его принесенным с собой полотенцем.

Перед глазами у меня все еще стояла изуродованный труп Вернера, а лежащая на столе фотография не давала думать ни о чем другом. Надо сказать, что в свое время Вернер внес весомую лепту в формирование сюжета и системы образов романа «Что посеешь». Погибающий по ходу действия комиссар полиции и для него, и для меня был знаковой фигурой. Вернер видел в нем собственного начальника, я же — самого Вернера. Поскольку я никогда не испытывал особого восторга по отношению к прототипу этого героя, то, описывая его смерть, ощущал даже своего рода удовлетворение. На мой взгляд, он заслужил того, чтобы его убили, учитывая все его расистские высказывания, хвастливые разглагольствования, полное отсутствие такта и умения понять чувства окружающих. Это было наказанием за язвительные замечания, которые он то и дело отпускал в адрес Лины, а также за мерзкую склонность к педофилии. К тому времени, как я написал «Что посеешь», мы с Линой уже несколько лет были в разводе, однако мне все равно казалось, что именно ради нее я включил в книгу этого персонажа. Тем самым я как будто искупал свою вину перед ней за то, что общался с Вернером, несмотря на все ее рассказы о его гнусной натуре.

Если Вернеру когда-нибудь и приходило в голову, что жертва убийства, описанного мной в романе, чем-то похожа на него, то он, по крайней мере, никогда не подавал виду. Ему доставляло гораздо большее удовольствие считать, что данное наказание постигло его собственного мучителя — их участкового комиссара, человека продажного и властолюбивого, каким, впрочем, мало-помалу становился и сам Вернер.

Итак, теперь уже не приходилось гадать, кто именно был прототипом этой жертвы убийства в моем романе.

Им стал Вернер.

ПЯТНИЦА

13

Ночью я практически не сомкнул глаз. Вместо того чтобы спать, я методично опустошал мини-бар, и с каждым новым глотком спиртного мне становилось все более жаль себя.

Я не представлял себе, что делать дальше. В моей голове мелькали разные варианты, один невероятнее другого. Несколько раз я брался за телефон, собираясь позвонить в полицию, однако, как только поднимал трубку, решимость тут же меня покидала, и я клал ее на место, так и не набрав номер. Что я могу им сказать? Стоит мне заявить об убийстве Вернера, как сразу же придется объяснять, каким образом ко мне попал ключ от номера и, следовательно, конверт.