И не скажешь ведь, что он равнодушен к девушкам – в городе он перебрал чуть ли не всех студенток, но к ней относится как то иначе.
Он вошел, небрежно скинув свой плащ на руки истомившемуся слуге.
– О, шедевр, я вижу, близится к завершению. Не прерывайся – люблю наблюдать за работой художника.
Она повернулась к нему лицом, вызвав легкое удивление.
– Ай яй яй. Как это вышло?
Она потрогала синяк, занявший всю левую щеку.
– Сам догадайся – ты же так хорошо изучил нас.
– Не может быть, – закатил глаза Сальма.
– Не может? А откуда ж тогда это взялось, ваше княжеское сиятельство? – Она опять повернулась к зеркалу, арахнидскому, как все хорошие зеркала. Арахниды зеркальщики не то чтобы искуснее здешних – они просто влюблены в свои отражения не меньше Танисы.
– Пирей. – Сальма наконец соизволил пасть на кушетку.
– Я ведь говорила, чего хочу от него. – Таниса, пользуясь широким спектром арахнидской косметики, расставленной перед ней, прошлась по лицу двумя разными кисточками.
– Ну и?..
– Ну и заявила, что хочу с ним сразиться, а он меня высмеял. Окинул надменным взглядом, как истинный мантид. Я же арахнидка, презренное существо, и драться со мной противно.
– Что, так и сказал?
– Дал понять. Зато я за словом в карман не лезла, и в конце концов он согласился встретиться со мной на Форуме.
– И все прошло превосходно, – сухо заметил Сальма.
Таниса оглянулась через плечо.
– Он побил меня, да. Побил всухую, два – ноль. Есть еще один синяк, на боку – не такой обширный, как этот, зато с настоящим букетом оттенков. Хочешь посмотреть? – кокетливо предложила она.
Он пожал плечами, водя рукой по стене.
– Я не хирург, но если тебе так хочется… Ты действительно думала, что сможешь его победить?
– Я хотела вызвать его, вот и все. – Таниса взяла третью кисточку. – Это как медаль, полученная авансом за все мои грядущие войны.
– Арахнидские войны.
– А у вас разве не играют в такие игры?
– Возможно, – засмеялся он (очко в ее пользу), – но арахнидов еще никто не мог превзойти. Даже тех, кого воспитывали жуканы, как мы видим. Это, вероятно, у вас в крови.
– В крови. Это наше Наследие, – согласилась она. – Я просто должна была знать. Должна была обрести уверенность после того, как Стенвольд поговорил со мной откровенно.
– Для женщины, украшенной синяком размером с озеро Сидерита, ты очень в себе уверена.
Она обратила к нему безупречное, без всяких изъянов лицо.
– О чем это ты? Кроме того, я с ним еще не покончила. Он получит свое, дай срок. Не у одних мантидов мстительная натура.
Чи медитировала. Во всех мало мальски приличных домах Коллегиума для этого имелась отдельная комната, а в бедных районах строились общественные помещения. В портовом муравинском городе Вике жители, особенно молодые, наполняли огромные гулкие залы, в мантидских Этерионе и Нетионе были поляны и рощи, где никогда не обнажалось оружие – если не считать таковым разум.
Медитирующие никаким богам не молились. Даже в недобрые времена до революции, когда народ Чи покорялся волшебникам шарлатанам, у него не было ни идолов, ни алтарей. Духов, в которых верили правители, Дети Ночного Мотылька вызывали и подчиняли их своей воле, но поклоняться им и не думали.
Чистая медитация – дело иное. Никто не сомневался в ее важности, видя вокруг наглядные тому доказательства. Она была Наследием Предков, общим для всех рас. Не медитация ли позволяла мушидам летать, а муравинам обмениваться друг с другом мыслями, не она ли делала арахнидов хитроумными, а мантидов быстрыми? Наследие обитало в каждой душе, дожидаясь раскрытия. |