У крепостных ворот часового не было. Двор был
пуст, если не считать лежавшего ничком на земле Али. Веревка, на которой он
был повешен, по-прежнему плотно облегала его шею. Коннолли поддел труп
носком сапога, перевернул его на спину, но лицо секретаря так распухло и
посинело, что он его не узнал.
-- Выходит, его императорское величество все-таки смылся под покровом
ночи!
Заглянув на опустевшую гауптвахту и в комнаты нижнего этажа, генерал по
винтовой каменной лестнице поднялся в комнату Сета, где, раскинувшись на
походной койке, в шелковой пижаме в горошек, совсем недавно приобретенной на
площади Вандом, крепко спал, совершенно измучившись после злоключений
предыдущей ночи, юный император Азании.
Лежа в постели, Сет не пожелал выслушивать подробный отчет о
победоносной кампании; он довольствовался лишь сообщением о том, что победа
одержана, после чего главнокомандующий был отпущен, а сам император,
выдержке которого можно было позавидовать, тщательным образом совершил свой
туалет и только тогда, облачившись в безупречно отутюженный мундир
Императорского конногвардейского полка, сбежал вниз и, не скрывая своей
радости, крепко пожал генералу руку.
-- Вот видите, Коннолли, -- вскричал он, -- я оказался прав, я же знал,
что поражение нам не грозит.
-- Не скажите, пару раз мы были чертовски близки к нему, -- отозвался
Коннолли.
-- Вздор, голубчик. Ведь мы -- это Прогресс и Новая эра. Наше дело
правое, как вы не понимаете? Мир принадлежит нам, это наш мир, ибо мы с вами
-- люди сегодняшнего дня. А Сеид с его бандой головорезов -- люди вчерашнего
дня. Вандалы. Темные варвары. Паутина на чердаке, гнилое полено, еле слышный
шепот на дне глубокого колодца -- вот что они такое! А мы -- это Свет,
Скорость, Сила, Сталь и Пар, Молодость; мы -- это настоящее и будущее
человечества. Неужели непонятно? Наша нынешняя победа была одержана пять
столетий назад, совсем на других полях сражений. -- Молодой человек
совершенно преобразился: сверкая глазами и откинув назад голову, он упивался
собственными словами. Что же касается генерала, то он, в отличие от
чернокожего императора, долгое время хранил молчание, а затем, постучав
трубкой о подошву своего кавалерийского сапога, полез в карман за кисетом.
-- Не знаю, Сет, может, вы и правы, только я свою победу одержал не
пять столетий назад, а позавчера и пользовался при этом самым допотопным
оружием: ложью и острым копьем.
-- А как же мой Танк? Разве победой мы обязаны не ему?
-- Танку?! Этой консервной банке Маркса?! Не смешите меня. Этот ваш
танк ни к черту не годится. Я же говорил, что вы бросаете деньги на ветер, а
вы меня не слушали. Его бы в Дебра-Дове в качестве военного мемориала на
площади поставить -- там ему самое место, только ведь он туда не доедет. |