Еще одна молния – еще одна линия рисунка. Вихри электрической энергии вместо грунта, сияющие ионизированные молекулы вместо красок, новые штрихи молний – и вдруг перед моим потрясенным взором стало приобретать форму лицо Черной Леди.
В следующее мгновение ее лицо заняло все небо, печальные глаза сияли светом дальних туманностей, звезды делали белые зубы еще белее, в волосах, волнующихся темным облаком, мерцали крошечные точки звездной пыли. Потом начались взрывы, невообразимое высвобождение энергии, и ее лицо заиграло бликами.
– Невероятно! – воскликнул я.
– Никогда не видел ничего подобного, – добавил Хит благоговейно.
– Рот не получился, – сказал Кобринский и опять повернулся к машинам. – Если бы удалось поймать выражение губ, так, словно она вот‑вот заговорит…
Он стал регулировать вручную.
– Сколько это продержится? – спросил Венциа.
– Секунд через десять начнет терять цельность, – сказал Кобринский, нажимая на кнопки и манипулируя векторами. – Проклятие! Все еще не так, и уже пропадает! Не успеваю регулировать!
– Но оно вовсе не распадается, – заметил Хит.
– Сейчас распадется.
Мы все не отрывали глаз от картины.
– Если на то пошло, я бы сказал, что изображение становится ярче, – заметил Хит.
Кобринский подошел к окну и смущенно нахмурился, глядя на свое творение.
– Не понимаю, – сказал он. – Она уже должна гаснуть и исчезать.
– Но она не исчезает.
– Тогда я еще успею дорисовать губы! – взволнованно воскликнул Кобринский.
Он бросился к машинам и нажал еще несколько кнопок.
– Вышло! – триумфально вскричал он, опять оказываясь с нами у окна.
И действительно, на космическом полотне теперь сияло совершенное во всех деталях изображение Черной Леди. Она казалась совсем настоящей, и я поймал себя на том, что уже прислушиваюсь к словам, готовым сорваться с ее губ.
А потом, так естественно, что лишь через несколько секунд я понял, что происходит, ее губы шевельнулись.
– Владимир, – прошептала она с небес, и горы содрогнулись. – Иди ко мне.
– Вы слышали? – спросил Кобринский со сверкающими от возбуждения глазами.
– Иди ко мне, Владимир, – пропела она, и бункер дрогнул, а машины жалобно и протестующе взвыли.
– Значит, это все‑таки был сон, – пробормотал я ошеломленно, поняв, что она зовет только Кобринского.
Кобринский, как загипнотизированный, пошел к двери. Венциа схватил его за руку.
– Нет! – заорал он. – Сначала я задам свой вопрос!
Кобринский шевельнул плечом, и Венциа отлетел в дальний угол.
– И куда вы собрались? – спросил Хит.
– К ней, – невозмутимо ответил Кобринский.
– Если открыть дверь, Венциа умрет – и вы тоже, если не наденете рукавиц.
– Она не причинит мне вреда, – ответил Кобринский.
– Но ее там нет! – резко произнес Хит. – Вы выйдете в радиоактивную печь!
– Владимир, – прошептала Черная Леди.
– Она меня зовет.
– Леонардо, скажите же что‑нибудь!
– Она не Мать Всего Сущего, – тускло проговорил я, чувствуя легкое головокружение. – Она всего лишь Черная Леди.
– Что вы несете? – обозлился Хит.
Я повернулся к нему.
– Чего же она хотела от меня? – растерянно спросил я. – Не понимаю. |