– Я не вполне уверен, друг Рубен, – ответил я. – Именно об этом я и хочу ее спросить.

Венциа, кажется, собирался сделать какое‑то замечание, но потом поджал губы и коротко вздохнул.

– Значит, ждем, – произнес он.

– Ждем, – согласился я.

– Простите, что я вас прерываю – насмешливо сказал Кобринский, – но в этом бункере нет четырех спальных мест. Собственно, в нем даже двое не поместятся. Я счастлив, что трое сумасшедших немного развлекли меня днем, но когда захотите спать, возвращайтесь по кораблям.

– Вы хотите, чтобы мы сейчас ушли? – спросил я.

– Как хотите. Но на бортовых экранах не будет виден весь эффект плазменной живописи.

– Когда вы начнете? – спросил я.

– Стемнеет минут через двадцать или около того, – сказал он. – Наверное, где‑то через час.

– Тогда, если вы не возражаете, – сказал Хит, – мы с Леонардо останемся до конца.

– И я остаюсь, – прибавил Венциа.

– Устраивает, – ответил Кобринский. – Но должен вас предупредить, что и еды тут еле хватит одному мне. Если вы, парни, голодны, то как раз успеете сбегать к своим кораблям и что‑нибудь перехватить.

– У вас еды только на один раз? – спросил Венциа, явно не веря.

– Я завтра улетаю, – ответил Кобринский.

– И куда вы направитесь?

– Не знаю. Если останусь недоволен своей картиной, возможно, разыщу еще какую‑нибудь покинутую планету и снова попробую.

– А если останетесь довольны?

Он пожал плечами.

– Какой смысл повторять, если сразу хорошо получилось? На Периферии организуется новая лига Смертобола. Может, попробую свои силы.

– Смертобол? – заинтересованно спросил Хит.

Кобринский кивнул.

– Это сочетание из древней игры под названием регби, и того, что называлось Мотобол с шипами.

– Мотобол с шипами? – эхом откликнулся Хит. – Разве пару столетий назад его не запретили?

– В Олигархии, – ответил Кобринский. – В него еще играют на Внешней Границе.

– В этой игре погибало много людей, – сказал Хит. – А какой процент потерь в смертоболе?

– Двадцать восемь процентов за сезон из десяти матчей, – сказал Кобринский. – Звучит захватывающе.

Меня передернуло.

– Это звучит страшно.

Кобринский минуту смотрел на меня.

– Знаете, что на самом деле страшно? Лежать на больничной койке, в полном одиночестве, и ждать смерти.

Он выглянул в окно.

– Если проголодались, парни, шевелитесь.

– Сколько времени вам потребуется, чтобы там вверху получилась картина? – спросил Хит.

– Полчаса, наверное.

– Тогда я, пожалуй, посмотрю на нее до ужина. Ничто так не портит удовольствие от еды, как спешка.

– Как хотите, – безразлично произнес Кобринский.

– Я тоже останусь, – сказал я. – Мне хочется посмотреть, как создается плазменная картина.

– А вы? – спросил Кобринский у Венциа.

– Там чертовски жарко, – пробормотал Венциа. – Мой корабль отсюда в двух милях. Подожду, пока станет прохладнее.

– Какую картину вы изобразите? – поинтересовался я.

– Поскольку здесь вы трое, можно будет попробовать Черную Леди, – ответил Кобринский.

Он скорчил рожу.