Он скорчил рожу.
– На самом деле я собирался еще месяца два над ней поработать, пока не добьюсь абсолютной точности в каждой детали.
– На голограмме она выглядела совершенно законченной, – заметил Хит.
Кобринский покачал головой.
– Рот не совсем получился.
– А по‑моему, хорошо.
– Нет, – возразил Кобринский. – Она всегда словно собирается что‑то сказать, будто сотая доля секунды – и губы зашевелятся. Когда я смотрю на голограмму, этого ощущения не возникает.
Он пожал плечами.
– Ладно, в самом деле. Может, буду работать еще пятьдесят лет, и не добьюсь. С тем же успехом могу попробовать то, что получилось.
Наступили короткие сумерки, а потом небо поразительно быстро потемнело.
Кобринский еще несколько минут подождал, пока за дальними горами погаснут последние отсветы солнца, и начал давать команды своим машинам.
Постепенно они загудели, мощность пульсировала в них почти осязаемо.
– Так и должно быть? – забеспокоился Хит.
Кобринский утвердительно кивнул.
– Они работают, как проводник, от реактора к полотну.
– Полотну?
– К небу, мистер Хит, – ответил Кобринский, довольно улыбаясь. – К Небу.
В течение следующих двадцати минут он продолжал отдавать команды, что‑то регулировать, менять свои распоряжения, жонглировать векторами и углами. Наконец он на шаг отступил от машин, повернулся к нам и объявил:
– Уже почти готово.
– Куда смотреть? – спросил Хит.
– Все окна специально обработаны, – ответил Кобринский. – Можете смотреть в любое.
Он помолчал.
– Если не выходить из бункера, опасности нет, но лучше все‑таки влезьте в защитные костюмы, просто для перестраховки.
– Какие защитные костюмы? – спросил Венциа.
– Да, верно: когда я о них говорил, вас тут не было. Когда начнутся взрывы, вся планета получит смертельную дозу радиации, – он подумал. – Здесь вам ничто не грозит.
– Но как я вернусь на корабль?
– У меня где‑то завалялся запасной костюм. Откопаем, когда соберетесь уходить.
– Может, лучше мне сейчас сходить на корабль и найти свой собственный? – предложил Венциа.
Кобринский пожал плечами.
– Как хотите. Найдете дорогу в темноте? У Солитера лун нет.
Венциа на мгновение растерялся.
– Не уверен, – признался он. – Наверное, я все‑таки останусь здесь и возьму у вас костюм взаймы, когда нужно будет уходить.
– Отлично.
Мы с Хитом облачились в экранированные защитные костюмы. Тут я заметил, что Кобринский не надел рукавицы, и указал ему на недосмотр.
– В них неудобно манипулировать, – ответил он. – А иногда в последние секунды требуется ручная регулировка.
Он повернулся к компьютерам и снова начал распоряжаться, произнося одни математические формулы, которых я абсолютно не понимал.
– Теперь скоро, – сказал он, не отрывая взгляда от оборудования.
Мы все трое подошли вплотную к одному из окон и уставились в тихое ночное небо.
– Еще немного, – пробормотал он, произнося последнее уравнение. – Теперь внимание – пуск!
Я во все глаза смотрел в окно. Сначала ничего вроде бы не происходило.
Потом, медленно, постепенно, воздух стал ощутимо густеть, и я различил, как возникают вихревые узоры, ставшее зримым молекулярное движение.
Сверкнула молния, непохожая на все молнии, которые я до сих пор видел, она не рассеялась, а осталась в небе, изогнувшись огненной кривой. |