|
Я остановил поток его слов – надо отдать ему справедливость: он говорил весьма серьезно – и попросил его сказать мне, во первых, почему Стелла в Париже? – Стелла там с мужем, – ответил лорд Лоринг. Голова у меня закружилась, и сердце начало усиленно биться. Лорд Лоринг взглянул на меня, побежал к столу, накрытому для завтрака в соседней комнате, и вернулся со стаканом вина. Право, не знаю, выпил ли я его или нет. Знаю только, что мне с трудом удалось задать вопрос, состоящий из одного слова: – Помирились? – Да, мистер Винтерфильд, помирились перед его смертью. Мы оба молчали минуту. О чем он думал, не знаю. О чем думал я? В этом я не смею признаться. Лорд Лоринг снова заговорил, выражая опасение по поводу моего здоровья. Я, как мог, объяснил свою дурноту и рассказал ему об освобождении Пенроза. Он слышал о моем предприятии еще до моего отъезда из Англии и поздравил меня с успехом. – Это будет приятная весть для отца Бенвеля, – сказал он. Имя отца Бенвеля рождает во мне опасения. – Разве и он в Париже? – спросил я. – Он уехал оттуда прошлой ночью, – ответил лорд Лоринг, – теперь он в Лондоне, насколько я могу понять, по весьма важному делу, касающемуся Ромейна. Я тотчас подумал о мальчике. – Ромейн в памяти? – спросил я. – В полной памяти. – Пока он еще в состоянии оказать справедливость, оказал ли он ее сыну? Лорд Лоринг немного сконфузился и ответил только: – Не слыхал. Я был не удовлетворен. – Вы один из самых старинных друзей Ромейна, – настаивал я, – и сами не видели его? – Я его видел несколько раз. Но он никогда не упоминал о своих делах. После этого он быстро переменил разговор. – Могу я вам быть еще полезен какими нибудь сведениями? – спросил он. Мне хотелось узнать, каким образом Ромейн из Италии попал во Францию и как известие о его болезни в Париже было сообщено его жене. Лорд Лоринг все рассказал мне. – Леди Лоринг и я провели прошлую зиму в Риме, – сказал он, – и там виделись с Ромейном. Вы удовлетворены? Может быть, вам известно, что мы оскорбили его советом, данным Стелле до ее замужества? Это мы считали своею обязанностью. Я вспомнил, что Стелла сказала о Лорингах в день ее достопамятного визита ко мне в гостиницу. – Ромейн, вероятно, отказался бы принять нас, – продолжал лорд Лоринг, – если бы, к моему счастью, я не имел аудиенции у папы. Святой отец отзывался о нем с величайшим снисхождением и добротой и, услышав, что я еще не видал его, приказал Ромейну явиться к нам. После этого он уже не мог отказаться впоследствии принять меня и леди Лоринг. Не могу выразить вам, как нас опечалила перемена к худшему, которую мы заметили в его наружности. Доктор итальянец, с которым он советовался, сказал мне, что биение его сердца слишком слабо вследствие продолжительных занятий, напряжения при проповеди и недостаточного питания. Он ел и пил ровно столько, чтоб не умереть, и не больше, и упорно отказывался от отдыха и перемены обстановки. Позднее леди Лоринг, оставшейся с ним наедине, удалось заставить его отбросить сдержанность, с которой он относился ко мне, и она открыла еще причину, подтачивающую его здоровье. Я говорю не о нервных припадках, которыми он страдал в былые годы, а о впечатлении, произведенном на него вестью о рождении ребенка, принесенной ему доктором Уайбровом, которым, вероятно, руководили лучшие намерения. Это сообщение – расставаясь с женой, он не подозревал положения, в котором она находилась, – подействовало на него сильнее, чем доктор предполагал. Леди Лоринг была так неприятно поражена тем, что он ей сказал по этому поводу, что повторила мне его слова только в общих чертах. |
