|
Он говорил. «Если бы я мог думать, что поступаю дурно, посвящая себя служению церкви, когда мое семейное счастье было разрушено, я поверил бы также, что рождение этого ребенка – наказание за мои грехи и предвестие моей близкой смерти. Но я не смею держаться этого взгляда. А между тем после торжественного обета, котором я связан, я не могу радоваться событию, самая мысль о котором смущает и унижает меня, как священника». Уже один этот взгляд укажет вам, в каком состоянии ум нашего несчастного друга. Он, по видимому, не желал поддерживать знакомства с нами. Незадолго до возвращения в Англию мы услышали, что он назначен первым секретарем при посольстве в Париже. Папа, в своей отеческой заботе о здоровье Ромейна избрал это великодушное средство, чтобы принудить его переехать в другое место и оторваться от беспрестанных занятий в Риме. Перед его отъездом мы снова встретились. Он был с виду похож на отжившего свой век старика. Мы забыли все, и помнили только, что он священник нашей веры и наш бывший близкий друг, и устроились так, чтобы поехать вместе. Погода была теплая, и мы продвигались, не спеша. Когда мы оставили его в Париже, он, казалось, чувствовал себя лучше. Я спросил, виделись ли они по этому случаю со Стеллой. – Нет, – ответил лорд Лоринг, – у нас имеются причины сомневаться, чтобы Стелле было приятно видеть нас, и нам не хотелось вмешиваться непрошенными в крайне щекотливое дело. Я уговорился с нунцием, которого имею честь знать, чтобы он писал нам о состоянии здоровья Ромейна, и после этого вернулись в Англию. Неделю назад мы получили новые тревожные вести, и леди Лоринг тотчас поехала в Париж. В первом своем письме она извещает меня, что сочла своею обязанностью сообщить Стелле об опасном состоянии здоровья Ромейна. Она благодарила жену за ее доброту и тотчас отправилась в Париж, чтобы быть вблизи, в случае если бы ее муж выразил желание видеть ее. Стелла и жена живут теперь в одной гостинице. Меня в Лондоне задержали дела, но, если до вечера я не получу известий о перемене к лучшему, то тоже отправляюсь с почтовым поездом в Париж к леди Лоринг. Было излишним отнимать еще более времени у лорда Лоринга. Я поблагодарил его и вернулся к Пенрозу. Когда я приехал в гостиницу, он еще спал. На столе в гостиной лежала телеграмма от Стеллы, заключавшаяся в следующих словах: "Я только что вернулась от его постели, рассказав ему о спасении Пенроза. Он желает видеть вас. Положительных страданий нет – он умирает от упадка сил. Так объявили мне доктора. Когда я хотела писать к вам, они мне сказали: «Пошлите телеграмму, времени терять нельзя». К вечеру Пенроз проснулся. Я показал ему телеграмму. Во все время путешествия он только и мечтал, как бы увидеть Ромейна. В крайнем отчаянии он объявил, что поедет со мной в Париж с ночным поездом. Припомнив, как на нем отразилось короткое путешествие по железной дороге от Портсмута, я уговаривал его отпустить меня одного. Но с его любовью к Ромейну нельзя было сладить. В то время, когда мы тщетно старались убедить друг друга, вошел доктор Уайбров. К моему изумлению, он принял сторону Пенроза. – Постарайтесь встать, – сказал он, – мы поможем вам одеться. Мы подняли его и надели на него халат. Он поблагодарил нас и, сказав, что может одеться сам, опустился в кресло. Не прошло и минуты, как он заснул так крепко, что мы подняли и уложили его в постель, а он и не проснулся. Доктор Уайбров предвидел этот результат и с ласковой улыбкой смотрел на бледное, спокойное лицо бедняги. – Вот лекарство, с помощью которого мы поставим на ноги нашего пациента. Пусть он несколько недель только ест, пьет и спит, и вы увидите, как он поправится. Если бы вы возвращались по суше, Пенроз умер бы дорогой. Я присмотрю за ним, пока вы будете в Париже. На станции я встретился с лордом Лорингом. |
