Веселая улыбка разлилась по его лицу, его ясные карие глазки заблестели, он повторил забытый урок прежнего времени и снова назвал меня дядя Бер.
Ромейн прислушивался. Его отяжелевшие веки снова открылись.
– Нет, – сказал он, – не дядя, он тебе ближе и дороже. Стелла, дайте мне вашу руку!
Продолжая стоять на коленях, она повиновалась ему. Он медленно приподнялся в своем кресле.
– Возьмите ее руку, – сказал он мне.
Я также стал на колени. Ее холодная рука лежала в моей.
После долгого молчания он обратился ко мне:
– Бернард Винтерфильд, – сказал он, – любите их и помогайте им, когда я умру.
Он положил свою слабую руку на наши соединенные вместе руки.
– Да хранит и да благословит вас Господь! – прошептал он. – Поцелуйте меня, Стелла!
Больше я ничего не помню. Как мужчина, я должен был бы подать пример и должен был бы сохранить самообладание, но это невозможно было сделать. Я отвернулся от них и разразился рыданиями.
Проходили минуты. Много или мало времени протекло, я не знал.
Легкий стук в дверь привел меня в себя. Я отер бессильные слезы. Стелла отошла в дальний угол комнаты. Она села перед огнем с ребенком на руках. И я перешел в ту же часть комнаты и поместился довольно далеко, чтобы не мешать им.
Вошли два незнакомца и сели по обе стороны кресла Ромейна. Он по видимому с неудовольствием узнал их. По тому, как они рассматривали его, я заключил, что это доктора. После тихого совещания один из них удалился.
Он возвратился почти немедленно в сопровождении седого господина, которого я видел во время путешествия в Париж, и отца Бенвеля.
Зоркие глаза иезуита тотчас заметили наше присутствие в комнате. Я увидел на его лице подозрительность и удивление. Но он оправился так быстро, что я не мог сказать это с полной уверенностью. Он поклонился Стелле, она не ответила на поклон и сделала вид, что никогда не видала его.
Один из докторов был англичанин. Он сказал отцу Бенвелю:
– Если у вас есть дело к мистеру Ромейну, то мы предлагаем вам приступить к нему без замедления. Не удалиться ли нам?
– Конечно, нет, – ответил отец Бенвель. – Чем больше будет присутствовать свидетелей, тем для меня лучше.
Он обернулся к своему спутнику:
– Пусть поверенный мистера Ромейна изложит наше дело.
Седой господин выступил вперед.
– В состоянии ли вы выслушать, сэр? – спросил он.
Ромейн, откинувшись в своем кресле, по видимому, вовсе не интересовался происходившим, но слышал и отвечал. Слабые звуки его голоса не достигали другого конца комнаты, где я находился. Поверенный удовлетворился и предложил присутствующим докторам формальный вопрос: вполне ли владеет мистер Ромейн своими умственными способностями?
Оба доктора ответили без всякого колебания утвердительно.
Отец Бенвель подтвердил их заявление.
– Несмотря на болезнь мистера Ромейна, – сказал он твердо, – его ум так же ясен, как и мой.
Пока происходило все это, ребенок с обычной в его возрасте резвостью соскользнул с колен матери. Он подбежал к камину и остановился, пораженный ярким пламенем горевших дров. В одном углу низенькой каминной решетки лежала маленькая связка лучинок на случай, если понадобится разжечь огонь. Увидев связку, мальчуган схватил одну лучинку и бросил ее для опыта в камин. Блеск пламени, когда лучинка загорелась, забавлял его. Он принялся сжигать лучинку за лучинкой. За новой забавой он притих, мать его довольствовалась надзором над ним.
Между тем поверенный в кратких словах излагал свое дело.
– Вы помните, мистер Ромейн, что ваше завещание было положено на сохранение в нашем бюро, – начал он. – Отец Бенвель был у нас и представил распоряжение, подписанное вами и уполномочивающее его переправить завещание из Лондона в Париж, с целью получить вашу подпись под припиской, что является необходимым прибавлением для обеспечения действительности этого завещания. |