|
Но, чуждый предразсудков, он часто читал и слышал о тех необыкновенных случаях, когда предчувствие смерти оправдывалось в самый тот день и в ту самую минуту. Были часы, в которые ему казалось, что он находится именно в таком положении, и вспомня разсказы о том, что иногда смерть являлась людям предвозвестницею самой себя, он стал думать о таинственной женщине. Правда, она говорила о другом, — и невозможно было подумать, что разстроенное воображение или бред заставляли ее говорить с такою ужасною уверенностью о предстоящем несчастии. Невозможно, чтобы человека умертвили утром, и женщина, связанная какою-нибудь ужасною клятвою, боялась избавить жертву и, желая спасти ее, если можно, по совершении злодейства, прибегала к помощи искусства. Мысль о таких происшествиях за две мили от столицы показалась слишком невероятною и неосновательною молодому человеку. Потом впечатление, которое произвела на него незнакомка, — разсеивалось, исчезало, и он готов было верит ея безумию; но сомнение снова овладевало его мыслями, и во все время безсонной ночи он не мог изгнать из воображения черное покрывало.
Крайняя часть Вельворта, по большей отдаленности от города, пустынное, бедное место даже и теперь; но тридцать пять лет назад большая часть его была не многим лучше пустоши, обитаемой людьми весьма подозрительными, которым бедность не позволяла жить в каком-нибудь другом месте, и которых род жизни и привычки делали это убежище особенно для них подходящим; большая часть домов, которые видны теперь со всех сторон, тогда не были еще построены; а кое-где виднелись ветхия, полуразрушенныя лачужки. Проходя по болотам и по грязи, разспрашивая об указанном месте, и получая множество противоречащих и недостаточных ответов, молодой человек достиг, наконец, домика, о котором говорила ему незнакомка. Это было небольшое, низкое строение, в один этаж, самой печальной и не обещающей добра наружности. Одно окно было задернуто старой желтой занавеской, а у остальных были заперты ставни, но так, что дневной свет мог, хотя слабо, проходить в комнату. Дом этот стоял одиноко, далеко от других, на самом конце, и за ним не было никаких других строений. Если мы скажем, что друг наш медлил, и несколько времени прохаживался перед домом, не решаясь взяться за замок, то не думаем, что это сорвет улыбку у самаго смелаго читателя. В то время полиция Лондона была не тем, что теперь; отдаленныя места, которыя страсть строиться и успехи сообщения не сблизили еще с главными частями города и его окрестностями, служили убежищем людям подозрительным и неисправимым. Даже улицы лучших частей Лондона в то время освещались не особенно тщательно, а места, подобныя этим, совершенно оставались на произвол луны и звезд. Таким образом люди, привыкшие жить на счет других, находили здесь средства грабить и скрывать награбленное. И молодой медик, проведши некоторое время в госпиталях столицы, сам уверился, как часты насилия и убийства. Сообразивши все эти обстоятельства, он медлил; но минута нерешимости прошла, и, собравши все свое мужество, он тихо постучал с дверь. Тихий шепот послышался в доме, как будто на другом конце кто-то из окна разговаривал с человеком, стоявшим вне дома;- потом раздались изнутри тяжелые шаги человека, подходившаго к двери. Дверь тихо отперли и человек высокий, с черными всклокоченными волосами, и бледным, как у мертвеца, лицом, вышел из дома. — Войдите, — сказал он тихо. Медик вошел, и человек, слова заперев дверь, ввел его в небольшую залу, находившуюся в конце корридора. — Во-время ли пришел я? — спросил он с безпокойством. — Слишком рано, — отвечал проводник. Медик с изумлением, смешанным с ужасом, обернулся, и устремил на него глаза. — Впрочем, если вы подождете здесь минут десять, то вас не задержат, — сказал проводник. Медик вошел в комнату; человек запер за ним дверь и оставил его одного. |
