Чарльз Диккенс. Черное покрывало
В один зимний вечер, в исходе 1800 года, молодой медик, только что окончивший курс, сидел у огонька в своей маленькой комнате, прислушиваясь к ветру, который глухо выл, и крупными каплями дождя бил в окна. Ночь была сырая и холодная; протаскавшись целый день по воде и по грязи, он теперь в халате и туфлях отдыхал в каком-то усыплении, давши полную волю своему пламенному воображению. Во-первых, он думал о том, как бы сильно дул ветер, и холодный дождь бил бы ему в лицо, если-бы он не отдыхал так покойно дома. Потом мысли перенесли его на родину; он воображал, с какою радостью встретят его друзья, и как счастлива будет Роза, когда узнает, что он получил диплом, и уже может на ней жениться. Потом он думал о тем, когда явится его первый пациент, или то воле Провидения он никогда не будет иметь пациентов; и потом он опять стал думать о Розе, и стал засыпать, и спал до тех пор, пока услышал ея нежный голос и почувствовал ея руку на своем плече. Но на плече его лежала не маленькая, нежная ручка Розы, а тяжелая рука толстаго, круглолицаго мальчика, который, за один шиллинг в неделю, исполнял все его поручения. В свободное-же время он спал или ел пеперментовыя лепешки. — Дама, сударь, дама! — прошептал мальчик, толкая своего господина. — Какая дама? — спросил молодой медик, не доверявший вполне своему сну, и ожидая встретить Розу. — Какая дама? где? — Здесь, сударь, — сказал мальчик, с безпокойством показывая на стеклянную дверь. Медик взглянул на дверь, и вздрогнул, увидя нежданнаго посетителя. Высокая женщина, одетая в глубокий траур, стояла так близко к двери, что ея лицо почти прикасалось к стеклу. Она была вся закутана в черную шаль, и на лицо спущено было черное покрывало. Она стояла совершенно прямо как вполне показывал высокий рост ея, и хотя медик чувствовал, что ея глаза из-за покрывала были устремлены на него, но он стоял неподвижно, вперив в нее безпокойный, недоверчивый взгляд, смешанный с невольным, сверхестественным ужасом. — Вам угодно посоветоваться со мною? — спросил он запинаясь, и отворяя дверь. Женщина наклонила голову в знак согласия. — Не угодно ли вам войти, — сказал он учтиво. Медик подвинул стул к камину и просил посетительницу садиться. Таинственная женщина тихо подошла к нему, и когда огонь осветил черное платье, медик заметил, что оно было насквозь промочено дождем и забрызгано грязью. — Вы совсем промокли, — сказал он. — Да! — отвечала незнакомка тихим голосом. — Вы нездоровы? — спросил с участием медик, видя, что голос женщины выражает страдание. — Да я больна, очень больна, — отвечала она:- но не телесно — душевно. Но я пришла к вам не для себя, или для моего здоровья. Если бы я изнемогала под болезнию тела, то никогда бы не пришла сюда одна, в такой час и в такую ночь: и если бы я боролась со смертью только сутками прежде, видит Бог, с какою радостью сошла бы я в могилу. Но я пришла просить вашей помощи для другого. Быть может, я безумствую, прося об этом. Но каждую ночь, среди долгих часов безсонницы, хотя я с отчаянием вижу, что людская помощь ему уже безполезна, ужасная мысль положить его в могилу — убивает меня! И она затрепетала. В голосе незнакомки была какая-то безнадежная грусть, тронувшая сердце юноши. Он был новичком в своем звании, и не был свидетелем несчастий, которыя людей, привыкших видеть их ежедневно, делают неспособными к чувству сострадания. — Если, — сказал он, быстро вставая:- особа, о которой вы говорите, находится в такомь бедственном состоянии, то не должно терять ни одной минуты. Я тотчас иду за вами. Зачем вы прежде не послали за лекарствами? — Потому что они были безполезны прежде; потому что они безполезны даже и теперь, — отвечала женщина, с отчаянием сжавши руки. |
