Фрэнки мелькает снаружи. Он похож на высокий стакан, наполненный моторным маслом, стоящий на ярком берегу; на темный силуэт, просвеченный рентгеном; на длинную тень, стремящуюся в небо. Он ходит туда-сюда. Потирает нос. Почесывает ухо.

Безволосого человека, которого Харриет называла Ингерсоллом, нигде не видно.

Время почти пришло. Мириам не надо смотреть на циферблат телефона, чтобы это понять.

Но она всё равно достает телефон. Держа пистолет в одной руке, мобильник в другой, заткнув дневник за ремень штанов, она нажимает кнопки.

Идет дальше.

У Фрэнки звонит телефон. Так и должно быть. Это звонит Мириам.

Он отвечает, и девушка слышит его как стерео — голос в телефоне и голос впереди.

— Харриет?

Мириам швыряет телефон ему в голову, словно какой-то долбанный бумеранг. Тот попадает Фрэнки в переносицу, и мужчина отшатывается.

Девушка подумывает над тем, чтобы пристрелить его, но… нет. Ингерсолл услышит выстрел. Не стоит стрелять.

Вместо этого она быстро идет вперед и бьет Фрэнки стволом пистолета прямо в солнечное сплетение.

— В солнечном сплетении находится большое количество нервных окончаний, — шипит Мириам.

Фрэнки шарит в поисках своего пистолета, но Мириам выбивает его из руки мужчины.

Он хрипит, лицо покраснело, девушка бьет его по горлу пистолетом.

— Сосцевидный отросток играет роль кляпа.

В подтверждение выданной информации, Фрэнки сгибается пополам, начинает давиться. Его рвет чем-то похожим на не до конца переваренный сэндвич.

Мириам думает над тем, как его убить. Фрэнки же, согнувшись в позе борца Сумо, блюя под себя, пытается отползти назад.

«Хер с ним, — думает девушка. — Задушу его».

Мириам заходит Фрэнки за спину, подсовывает локоть ему под горло и изо всех сил напрягает спину. Она тянет так сильно, что можно задушить пони…

Прошло сорок два года. Фрэнки сидит в темном зале театра вместе со своим внуком. Мальчишка напряженно наблюдает за происходящим, его лицо освещено действием на сцене. Фрэнки видит, как парень сияет. Мужчина откидывает голову назад, закрывает глаза и позволяет сердечному приступу, который пытался побороть последние шесть часов, овладеть собой. Рот Фрэнки приоткрывается, мужчина ловит последний вдох, а мальчишка ничего не замечает; продолжает смотреть представление.

…и она отпускает. Фрэнки ловит ртом воздух, поскальзывается на своей собственной желчи.

Он пытается встать, но Мириам прижимает ствол к его затылку.

— Когда-нибудь ты станешь дедушкой, — говорит она.

— Хорошо, — хрипит он, смаргивая слезы.

— Тебе ведь не нравится такая жизнь, правда?

— Нет. Господи, нет. Ненавижу её.

— У тебя ключи от машины?

Он кивает.

— Бери их. Уезжай. Убирайся прочь. Ты не хочешь быть здесь.

Еще один кивок.

— Увижу ещё раз, — говорит Мириам, — сделаю так, что дедом ты никогда не станешь.

Она проходит мимо него, направляясь к маяку, когда удар за ударом где-то поблизости гремит гром.

Глава сороковая

Старый Барни

Вся комната маяка обрамлена стеклом… или, скорее всего, в каких-то окнах стекло, а в некоторых уже поликарбонат.

Но фонарь пока ещё не поменяли.

Луис привязан к деревянному стулу рядом с ним. Фонарь по форме похож на луковичку или на огромный глаз насекомого. Луис удерживается тремя коричневыми проводами, опутывающими его руки и ноги. Голова мужчины зафиксирована у основания фонаря, такое ощущение, целым рулоном изоленты.