— И как вы это всё видите? — интересуется Пол. — Вы как будто, что, ангел, парящий над сценой? Или вы оказываетесь на месте умирающего?

— Ангел. Забавно. Я с крылышками. — Мириам протирает уголки глаз. — Это подводит нас к следующему правилу. Я просто сторонний наблюдатель. Я будто парю над всем происходящим или смотрю чуть со стороны. Я посвящена в детали, но не во все. Знаю, когда человек становится на шаг от того, чтобы покинуть сей бренный мир. Это интимный момент. Смерть не всегда очевидна, понимаешь… парень хватается за голову и валится с ног, причин может быть много. Но я точно знаю, что именно. Знаю, опухоль ли это мозга или оторвавшийся тромб, или шмель ввинчивающийся в кору головного мозга.

Мне еще кое-что известно. Год, день, час, минута, секунда. Вот как будто во Вселенную воткнули красную канцелярскую кнопку, и я её вижу. Единственное, как ни странно, я не вижу того, где это происходит. Местоположение остается загадкой. Если не брать во внимание визуальные подсказки, конечно. Вижу, например, как раскалывается голова одной чики на парковке Макдака, что у пересечения Мудачьего бульвара с Засранец-лейн, а на девке футболка с надписью: «Не связывайся с Техасом», включаю дедуктивные способности Шерлока Холмса и разгадываю эту шараду. Или же просто использую Google. Я, черт побери, обожаю Google.

— И насколько долго?

— Насколько долго что?

— Насколько долго… хм, как много вы видите? Одну минуту? Пять минут?

— Ах. Это. Ну. Я привыкла думать о минуте. Шестьдесят секунд на часах, отсчет пошел. Оказывается, это не так уж и много. Похоже у меня ровно столько времени, сколько и должно, если в этом есть какой-то смысл. Автомобильная авария может случиться за тридцать секунд. Сердечный приступ или нечто подобное длиться пять. Я вижу то, что мне позволено. Самое странное то, что, даже если бы я видела что-то в течение пяти минут, в реальной жизни это займет не более секунды. Вот я улетела и тут же вернулась. Это, конечно, раздражает.

Пол хмурится, и Мириам уверена, несмотря на то, что случилось с его дядей, он не до конца ей верит. Да она его в этом и не винит. Ей порой и самой кажется, что такое невозможно. Самый простой ответ — она свихнулась. Она летучая мышь. Она паук из сортира.

— Вы становитесь свидетелем последних минут жизни человека, — говорит Пол.

— Отлично сказано, — отвечает Мириам. — Многих жизней. Ты знаешь, со сколькими людьми ты сталкиваешься в подземке на протяжении лета? И все с короткими рукавами. Дело в локтях, Пол. Смерть и локти.

— Ну, а почему вы это не останавливаете?

— Не останавливаю что? Смерть?

— Ага.

Мириам хихикает. Звук получается из разряда «я-знаю-то-чего-не-знаешь-ты». Ирония грустного грубияна. Девушка подносит бутылку к губам, но не пьет.

— Почему я это не предотвращаю, — размышляет она, водя губами над горлышком бутылки. — Что же, Пол, это подводит нас к последнему — и жестокому — правилу.

Она делает глоток Джони Уокера и начинает объяснять.

Глава пятая

Свет фонаря

Мириам шла полчаса и все это время у неё в голове крутились серьезные размышления. Ужасные мысли только и делали, что наворачивали круги.

Мужчина, дальнобойщик, Франкенштейн. Луис. Он умрет через тридцать дней в 19:25.

И это будет ужасная картина. У Мириам перед глазами смерть играет на сцене.