Дурной у вас мужик у русских. Не воспитывают баб своих. Голыми перед мужиками выставляют, ноги, сиськи, задница — все наружу и одних отпускают. Сами водку пьют, а жена гулять, пить и курить можно, потом плачут, что баба изменил и семья разрушена. Я б такую жену так воспитал — она б у меня как шелковый был.
— Зачем же всех под одну гребенку?
— Под одну что?
— Зачем обобщать? И у русских другие мужчины бывают. Люди разные.
Ухмыльнулся в черные густые усы.
— Но точно не твой, если мы здесь с тобой разговариваем, и я твою дочь, его сына и тебя под прицелом держу.
Отчего-то подумалось, что если бы Макс об этом узнал, то Закир бы жевал свои кишки и при этом долго оставался живым, завывая от страшных мучений… а потом… потом вспомнила, что Макса больше нет. И кто знает, был ли он вообще когда-нибудь. Ведь приказы этому ублюдку отдает именно он.
— Ну если ты другой, зачем женщин и детей под прицелом держишь?
Черные брови сошлись на переносице.
— Аллах так велел. Народ свой защищать.
— А чем твоему Аллаху угрожаю я и мои дети?
Ему явно не понравилось, куда разговор уклонился, и брови превратились в одну сплошную линию, а глаза злобно сверкнули.
— Я с женщиной глупым это обсуждать не стану. Ты давай делай свои дела, и мы совсем о другом с тобой поговорим.
Приблизился ко мне и по щеке пальцем провел, потом по шее, по губам.
— Будешь послушный и хороший, я воды и еды дам.
— Не трогай ее, — крикнул Яшка и бросился на боевика, вцепился в его ногу и повис на ней. — Руки убери от нее. Гад поганый.
Я чуть в обморок от страха не упала. Если сейчас Закир разозлится и выстрелит… я же сказала, что это не мой сын. Схватила мальчика и прижала к себе.
— Он просто меня защищает. Просто глупый еще мальчик. Вы не злитесь на него. Он сам не понимает, что говорит. Молчи, малыш. Молчииии…
Задыхаясь и лихорадочно гладя по голове, моля Бога, чтоб Яша молчал.
— Отчего глупый? Умный. Настоящий джигит растет. Своих женщин пытается защитить.
Наклонился к Яше и протянул ему конфету.
— На, держи. Смелый ты. Закир любит смелых. Отдай мне палку.
Я думала мальчик не возьмет конфету, но он взял и спрятал в карман, а палку не отдал. Боевик не стал настаивать, он мне на кусты кивнул, и я повела туда Таю. Пока снимала с нее колготки, одной рукой искала свой сотовый, но его нигде не было. Черт. Неужели он выпал где-то в автобусе?
— Мама, эти дяди плохие, да?
— Да… плохие, и поэтому надо вести себя хорошо. Слушаться маму.
Быстро натягивая колготки обратно и ощупывая себя снова и снова.
— Что вы там так долго?
— Сейчас-сейчас.
Нет телефона. Господи. Помоги. Где ж я его деть могла? Или украл кто-то. Почему именно сейчас… Ну где же он?
— Выходите. Вы начинаете меня злить.
Я вывела Таю за руку и посмотрела на Яшу, он так и стоял между нами и Закиром с палкой и смотрел на него исподлобья. Я даже не сомневалась, что он бы бросился на ублюдка, если бы тот нам угрожал. Папин мальчик. Весь в Макса. Даже смотрит, как он — зверенышем… и снова эта боль полосует по нервам. Его папа по другую сторону баррикад, и я уже не знаю, кто он на самом деле.
Чечен расплылся в улыбке, едва нас увидел. Поправил штаны и сделал несколько шагов ко мне навстречу.
— Теперь скажи своим детям — пусть погуляют, а мы с тобой отойдем ненадолго.
А вот этого я не ожидала прямо сейчас. Думала, удастся время потянуть, поговорить. Идиотка. Оглянулась на Яшу и на Таю и стиснула челюсти. Если откажу, что будет? Он ведь с автоматом и ножом. |