— Черный Лотос опасен, — прошептала она. — Из-за него гибнут люди. Здесь скоро случится беда.

— Откуда ты знаешь? — отозвалась Тосико.

Как ни страшно было Мидори раскрыться перед недавней знакомой, другого не оставалось: иначе та вряд ли поверит.

— Я Ниу Мидори, веду наблюдение для супруги нашего сёсакан-самы. Она-то мне и сказала. Моя задача — разведать, что здесь происходит. Как только я это узнаю, сразу уйду. Тебе лучше пойти со мной, если не хочешь пострадать.

Бормоча слова молитвы, Тосико метнула на нее испуганный взгляд. Потом прошептала:

— Я согласна. Что будем делать?

— Чуть попозже я выберусь осмотреться, — ответила Мидори, — а потом вернусь за тобой.

В перерывах между молитвами группы служителей входили и выходили из зала, молясь попеременно.

Через некоторое время монахиня повела Мидори и остальных к зданию, где размещалась печатная мастерская. Одни монахини нарезали там бумагу и разводили в горшках едкую тушь, другие стояли у верстаков, нанося краску на деревянные блоки с вырезанными на ней символами, а затем прижимали их к бумаге. Мидори и Тосико отрядили резать оттиски на полосы с воззванием «Радуйтесь! Грядет эра Черного Лотоса!». За работой следили два священника. Мидори дождалась, когда что-то в другом конце мастерской отвлекло их, и осторожно направилась к двери.

— Куда это ты? — раздался громкий окрик.

Мидори, вздрогнув, обернулась и поймала на себе пристальный взгляд монахини из-за печатного станка. Священники двинулись к ней.

— В уборную, — выкрутилась Мидори, только теперь поняв, что все здесь следят друг за другом.

— Пойдешь с ней, — сказал монахине один из священников.

По пути в туалет и обратно та не спускала с Мидори глаз. Незадачливая беглянка вернулась к работе. Через некоторое время она прошептала Тосико:

— Помоги мне выбраться.

Подруга провела ножом меж столбцов напечатанных иероглифов.

— Я попытаюсь отвлечь остальных.

— Когда? — тревожно спросила Мидори.

— Надо выждать время. Просто будь начеку и не торопись. Когда я подмигну, беги.

Теперь Мидори была рада, что доверилась Тосико. Именно такой сметливой помощницы ей и недоставало.

— Нельзя было оставлять Хару в тюрьме, — сказала Рэйко мужу.

Был уже вечер, когда они ехали по Нихомбаси в сторону замка. Рэйко сидела в паланкине, а Сано шел рядом, ведя лошадь под уздцы. Открывали шествие Хирата и сыщики. Незадолго до отъезда Сано закончил дознание в тюрьме, сообщил Рэйко о результатах и сказал, что пора домой. Рэйко совсем не хотелось бросать Хару одну, и с версией мужа она была не согласна, но из боязни подорвать его репутацию удержалась от критики на людях и до сих пор молчала.

— С Хару все обойдется, — ответил Сано. — Я выделил для нее двух своих охранников, а о ранах позаботится доктор Ито. Надзиратель предупрежден, что будет разжалован, если с ней случится нечто подобное. Тюремщиков, которые надругались над ней, я приказал высечь. Они ее больше не побеспокоят.

— Но ведь ты нашел не всех нападавших. — Рэйко передала то, что слышала от Хару. — Куда исчез третий?

— Было только двое, — возразил Сано, когда они замедлили ход, пробираясь через торговые ряды. Сказал как отрезал.

Предчувствуя бурю, Рэйко собралась с силами.

— Хару говорит: трое.

— Мы с Хиратой опросили всех, кого нашли в тюрьме, проверили, где они были прошлой ночью, обыскали казармы на предмет испачканной кровью одежды, — отчитывался Сано, — и не видим причин думать, что в нападении замешан кто-то, помимо тех двух тюремщиков.