После вестибюля я попал в большой зал, обычный для богатого помещичьего дома. Здесь, наконец, нашелся один живой человек. На диване, уткнув лицо в колени, рыдала какая-то молодая женщина, судя по одежде, служанка. Я подошел к ней и тронул за плечо. Женщина вскрикнула, шарахнулась и забилась от меня в угол дивана.

    -  Где Иван Тимофеевич? - конкретно спросил я, понимая, что ничего толкового от нее все равно не добиться.

    -  Там, у себя в спальне, - стуча зубами, ответила женщина и махнула рукой в сторону лестницы.

    Я пошел, куда указано, поднялся на второй этаж и попал в длинный коридор, тянущийся вдоль анфилады распахнутых настежь дверей. Здесь, в коридоре, лежало еще два трупа, плавающие в лужах крови. Я обошел их, стараясь не запачкать ноги, и начал поочередно заглядывать в комнаты.

    В одной из них, по виду спальне, на туалетном столике стоял зажженный канделябр с тремя стеариновыми свечами.

    Я вошел и осмотрелся. Комната была задрапирована шелковыми обоями нежного голубого цвета. На потолке, плохо различимый из-за недостатка освещения, виднелся большой круглый плафон с летающими амурами. Я подошел к стоящей посередине спальни альковного типа широченной кровати. На ней лежал крупный, полный человек, в котором я тотчас узнал Моргуна. Он был одет в какое-то фантастического покроя нижнее белье непонятной половой принадлежности. Руки его оказались прижаты к темному пятну на груди.

    -  Вы ранены? - спросил я.

    Моргун вздрогнул от звука голоса и открыл глаза.

    -  Кто вы, где Улаф? - равнодушно глядя на меня, задал он сразу два вопроса.

    -  Мы встречались, на хуторе, - напомнил я. - А где Улаф, я не знаю.

    -  Он бросил меня! - слабым, но по-прежнему красивым голосом воскликнул помещик. - Променял на какую-то телку!

    Я вспомнил, как он напевал бессмертный шлягер про «зайку», и совместил это со странной для нынешнего времени лексикой. Кажется, мне на пути снова попался наш современник.

    -  Так вы не знаете, где Улаф? Дайте мне вашу руку, мне так холодно!

    Он взял мою руку липкими от крови пальцами, они и правда были совсем холодными.

    -  Вы думаете, я умру? Нет, не думайте, я скоро поправлюсь. Я буду долго жить. Улаф обязательно ко мне вернется. Нам было так хорошо вдвоем. Я только из-за него согласился жить здесь. Там у меня была мама, она меня так любила. А я люблю Улафа. Мне не понравилось быть помещиком. Знаете, как у нас там хорошо? Там все по-другому, жаль, что вы никогда не увидите. Вы знаете, что такое телевизор? Ну, откуда вам знать! Это такой ящик со стеклом, по нему показывают «Аншлаг». Я ненавижу крестьян, они такие грубые… Как мне холодно…

    Я слушал лихорадочные откровения умирающего убийцы, и мне стало его почему-то жаль.

    -  Я помню вас, да, конечно - это были вы. Я помню, ведь я женат на вашей подруге. У стряпчего Судейкина наши завещания. Судейкин - правда, смешная фамилия? Меня все зовут Моргуном, но я вовсе не Моргун, я совсем другой человек. Он был на меня похож, и Улаф захотел, чтобы я стал вместо него. Нам так славно было жить вместе, только он и я.

    -  Вы можете меня чем-нибудь укрыть? - заговорил о другом липовый помещик. - Почему-то я замерзаю, а у вас теплая рука. Вы могли бы меня полюбить, так, как Улаф? Вы не знаете, где он? А где моя мама?

    Дальше он начал бредить, и я, вынув из коченеющих ладоней свою руку, тихонько вышел из спальни умирающего.

    Помочь ему у меня желания не появилось.