Изменить размер шрифта - +
И лет на тридцать помоложе. И пусть он вас полюбит.

– Это будет совсем не то, – всхлипнула Аделаиса. – У меня доппельгангеры корявые получаются.

– Но получаются же? – заинтересовался Плаксин. – Можно я к вам потом обращусь? Так сказать, услуга за услугу?

– Да как вам будет угодно, – проскулила Аделаиса.

– А ведь я вас предупреждал про Рене, – противным голосом напомнил Мора.

– Никого нет… – Плаксин изо всех сил таращился в бикуляр. – В ложе никого нет. Там у них отдельный выход, они винта и нарезали.

– Может, вам просто не видно? – с надеждой спросила Аделаиса.

– Да нет, пустая ложа. Уехали, старые греховодники. А ты, Мора, переживал – что-то станется с твоим папашей. Считай, больше ты его и не увидишь.

– Вы так думаете? – не поверил Мора.

– Я тридцать лет знаком с этими господами, – не без гордости признался Плаксин. – Не могу сказать, что их союз скреплён на небесах, но дьявол точно приложил к обоим своё копыто.

– Они масоны? – вставил своё слово Лёвка.

– Да при чём тут масоны… – Цандер взглянул на Лёвку, и внезапная мысль осветила его невыразительное лицо. – Я зайду к вам перед отъездом, рассчитаемся, и я заберу у вас этот сундук с крючками. Думаю, Рене будет жаль опять лишиться своего рукоделия.

 

То был знатный переполох в Кенигсберге, когда прибыл к Мартине Гольц её считавшийся умершим муж, банкир Теодор Гольц. Этот утраченный банкир, на зависть городским болтуньям, оказался молодым красавцем и въехал в город в белой карете, и на шестёрке белых же коней, как дворянин. И шляпа была на нём белая-белая, с пышным пухом и с серебристым позументом.

Мора пошёл ва-банк – нахально нарисовал для себя документы на имя покойного Теодора Гольца. Наглость, говорят, второе счастье. Матрёна посмеялась, оценила эскападу.

– Зажадничал для меня третью свадьбу, золото моё?

Ведь никак им было не пожениться, если считалось, что и так они женаты.

 

Они собирались на карточную курицу – в Кёнигсберг нередко прибывали богатые растяпы, которых грешно не обыграть в карты. Мора вертелся перед зеркалом, Матрёна, уже одетая и подкрашенная, ожидала его и нетерпеливо ворчала:

– У всех нормальных людей наоборот. Жена крутится перед зеркалом, а муж её ждёт.

– Нормальным людям не нужно перед каждым выходом клеить на лицо носы, – напомнил Мора.

Явился лакей и провозгласил напыщенно:

– К вам – господин Александр Плаксин!

– Цандер! – растаяла Матрёна, и Мора приревновал.

Влетел Плаксин – кудрявый и стремительный, раскланялся, как паяц, и тут же впился поцелуем в Матрёнину руку.

– Ах, Цандер, вы, как всегда, галантны!.. – вздохнула Матрёна, и Мора совсем разозлился.

– Вообще-то, Цандер, мы уже уходим, – произнёс он мрачно, – и будем рады увидеть тебя, например, завтра.

– Правда, Цандер, у нас – курица, – подтвердила Матрёна.

– Завтра я буду уже в Вене, – похвастался Плаксин. – Знаешь, Мора, в Вене я познакомился с Казимиром Лёвенвольде, старшим братцем нашего Рене. Представь себе Рене, но только в два раза толще и с усами. Воображает себя шпионом. Надутый тип, и к тому же глупый. Рене просил ничего ему о себе не рассказывать.

– Как он, Рене? – спросил Мора.

– Да вот я, собственно, за этим и прилетел – как почтовый голубь.

Быстрый переход