– К кому?

– Была одна дама, когда-то давно бесконечно любившая холодного негодяя Рене, всё сложившая на его алтарь – своё имя и честь, и даже некоторые части тела. Пора мне возвратить ей хотя бы часть от старого долга.

Мора хотел было возразить, мол, и герцог в своё время, сам под арестом, только что в лепешку не расшибился, чтобы вытащить из ссылки «холодного негодяя Рене», но решил, что это выйдет по-детски, и промолчал. В конце концов, Рене уже принял решение, взвесил все за и против, и ему лучше знать, что делать со своей жизнью дальше. Свобода воли…

В графской ложе Мора и Рене рядом, в соседних креслах, смотрелись забавно – изящный подкрашенный господин, тонкий и манерный, как графский вензель, и его эльфийский подменыш с глубокими ночными глазами, венецианская маска в паутинке морщин. Как треснувшее зеркало, в котором ловил Мора своё отражение.

Аделаиса сидела по правую руку от Рене, белая от пудры, и не сводила с Рене подведённых зелёным глаз, всё смотрела на него, а не на сцену. Лёвка в расставленной ливрее цветов Арно стоял за спинками кресел. Плаксин бегал где-то, навещал в ложах двоих своих клиентов.

– О чём эта опера, папи? – тихо спросил Мора. – Вы понимаете по-итальянски?

– Более или менее, – отвечал Рене. – Я знаком с либретто. Если в двух словах, о том, что, полюбив, мы теряем всю свою силу.

– Поэтому один из певцов – кастрат? – уточнила Аделаиса.

– Кастрат он оттого, что это сейчас модно… – Рене приложил к глазам золочёный бикуляр и оглядел ложи. – Госпожа Штраус делает мне знаки. Я навещу её, пока не явился господин Штраус.

Рене покрутил на пальце перстень с камеей, поднялся, легко поклонился Аделаисе и змейкой выскользнул из ложи.

– Откуда Рене знает эту даму? – спросила ревниво Аделаиса, и Мора ответил жестоко и бездумно:

– Не одной вам он нравится. Я же вас предупреждал.

Аделаиса надулась, взяла бикуляр и принялась наблюдать за ложей господ Штраус.

– Вот страшила, – оценила фройляйн Мегид внешние данные предполагаемой соперницы. Рене уже просочился в ложу и по очереди припал к ручкам госпожи Штраус, потом присел на краешек кресла возле неё и о чём-то весело защебетал.

Аделаиса топнула ножкой.

– Фройляйн Мегид, неприлично смотреть в упор на одну ложу, – напомнил о приличиях Мора. – Вы хотя бы для виду поглядывайте на сцену.

– Вот ещё! – огрызнулась Аделаиса. – Из ложи напротив какой-то пират уже минут пять смотрит на нас, и не в бикуляр, а в целую подзорную трубу, словно он на борту корабля. И ему не стыдно ни капли!

Мора пригляделся и от неожиданности крякнул. Пригляделся и Лёвка.

– Кабздец нам, барин, – по-русски констатировал Лёвка. – Особенно Плаксин огребёт.

– Кто это? – Аделаиса перевела бикуляр на человека в ложе напротив. Мора молча взял из её рук бикуляр и тоже вгляделся.

– Вы хам! – возмутилась Аделаиса.

– Возможно, – согласился Мора, – а невоспитанный пират сей – сам дюк Курляндский, наш почтенный бенефициар и премилостивый патрон. Не иначе, прибыл в Цесарию для ревизии своих цесарских имений.

– А у него есть? – удивился Лёвка.

– Есть, такие же зачуханные, как Вартенберг.

Мора перевёл бикуляр на ложу Штраусов.