– Так точно! – бодро воскликнул боец.

– Что стряслось? – спросил я.

– Беда у нас! – усугубил мои темные опасения боец. – Сказано вас к месту проводить.

– К месту чего?

– Нашествия… Пришествия… – замялся боец.

– Происшествия?

– Так точно, товарищ уполномоченный!

Путь наш лежал в «арестантский район». Около лабаза, куда я поместил старого Агафонова, царила суета. Место было оцеплено бойцами, не пропускавшими посторонних.

Выяснилось, что ночью неизвестные бандиты прирезали караульного, а потом вошли в лабаз и прикончили старика Агафонова.

На месте уже суетился Яцковский, осматривая тела.

– Что там? – спросил я, подойдя к хирургу, нагнувшемуся над телом часового, лежащего в предбаннике лабаза. Дверь помещения, использовавшегося в качестве камеры-одиночки, была распахнута, виднелось тело арестованного.

– Умело так сработали, – с уважением и каким-то противоестественным удовольствием произнес эксперт. – Ножиком или кинжалом. По одному удару каждому, и в дамки.

– И что это значит?

– Убийца прекрасно владеет холодным оружием, достаточно силен. И хорошо знает анатомию.

– А еще его подпустил к себе часовой, – продолжил я.

– Это уже ваши заботы, Александр Сергеевич. Понятно, что или часовой знал убийцу, или убийца знал пароль. Для вас, думаю, это одинаково неприятно.

– Неприятно?! – воскликнул я. – Это плевок нам всем в лицо!

На меня волной нахлынула злость, смешанная с растерянностью. Хотелось ломать и крушить. Понятное дело, что целью этого акта террора был Пантелеймон Агафонов. Мой свидетель! Который должен был дать мне ниточку в деле сектантов! И теперь ни свидетеля, ни ниточки, ни самого старовера, который, кстати, вызвал во мне определенное чувство уважения!

Ответственный за подавление бунта заместитель постпреда Глущин тоже был в бешенстве. В переполненном войсками ОГПУ городе убили тщательно охраняемого свидетеля. Найти убийц, представить пред светлы очи! Наказать всех головотяпов, допустивших такое! К счастью, меня к головотяпам не отнесли.

Перерыли мы весь город, опросили десятки людей. И ничего. Такое ощущение, что это сотворил бестелесный призрак… Или кто-то из своих.

Идеолог, не упускавший возможности вставить нам шпильку, долдонил на общем совещании под руководством Глущина:

– Гниль в ваших рядах завелась. Я бы внимание обратил на идейно нестойких, сомневающихся товарищей. Предательство с малого начинается – с сомнений в правильности курса на построение коммунизма.

– Обратим, – угрюмо заверил Глущин. – И супостата мы изловим, не беспокойтесь.

Дни шли. Мало того что не изловили неизвестного душегуба, но и сама актуальность вопроса сдулась. Потому что нужно было не только заканчивать работу с задержанными и отправлять их партиями в область, но и искать беглых бунтовщиков. На свободе еще оставались правая рука Тиунова, несколько убийц и активных участников восстания.

В процессе дальнейшей работы мне удалось установить, что в бунте участвовал Иона Агафонов. Притом поддался общему порыву и вступил в ряды «освободителей» он вопреки воле отца, пытавшегося услать его подальше в леса, на заимку. Лихо он так пошалил, и его заслуженно включили в разыскной бюллетень вместе с другими. И сейчас искали. Я надеялся, что найдут. Предпринимал к тому все усилия, сфокусировав внимание нашей системы именно на нем. Он нужен мне. Возможно, он знает нечто, чего не успел донести до меня его бесчестно убитый отец.

Страна у нас большая, леса густые.