|
. Устав об этом не говорит. -- Второе наказание, -- продолжал Корнелиус, -- которое не значится в уставе, но которое предусмотрено в евангелии, вот оно: "Взявший меч -- от меча и погибнет", взявшийся за палку будет ею побит... Грифус, все более и более раздраженный спокойным и торжественным тоном Корнелиуса, замахнулся дубиной, но в тот момент, когда он ее поднял, Корнелиус выхватил ее из его руки и взял себе подмышку. Грифус рычал от злости. -- Так, так, милейший, -- сказал Корнелиус, -- не рискуйте своим местом. -- А, колдун, -- рычал Грифус, -- ну, подожди, я тебя доканаю иначе! -- В добрый час! -- Ты видишь, что в моей руке ничего нет? -- Да, я это вижу и даже с удовольствием. -- Но ты знаешь, что обычно она не бывает пуста, когда я по утрам поднимаюсь по лестнице. -- Да, обычно, вы мне приносите самую скверную похлебку или самый жалкий обед, какой только можно себе представить Но для меня это совсем не пытка, я питаюсь только хлебом, а чем хуже хлеб на твой вкус, Грифус, тем вкуснее он для меня. -- Тем он вкуснее для тебя? -- Да. -- Почему? -- О, это очень просто. -- Тогда скажи: почему? -- Охотно; я знаю, что, давая мне скверный хлеб, ты этим хочешь заставить страдать меня. -- Да, действительно, я даю его не для того, чтобы доставить тебе удовольствие, негодяй! -- Ну, что же, как тебе известно, я колдун, и я превращаю твой скверный хлеб в самый лучший, который доставляет мне удовольствие больше всякого пряника Таким образом я ощущаю двойную радость: во-первых, от того, что я ем хлеб по своему вкусу, во-вторых, оттого, что привожу тебя в ярость. Грифус проревел от бешенства. -- Ах, так ты, значит, сознаешься, что ты колдун? -- Черт побери, конечно, я колдун Я об этом только не говорю при людях, потому что это может привести меня на костер, но, когда мы только вдвоем, почему бы мне не признаться тебе в этом? -- Хорошо, хорошо, хорошо, -- ответил Грифус: -- но если колдун превращает черный хлеб в белый, то не умирает ли этот колдун с голоду, когда у него совсем нет хлеба? -- Что, что? -- спросил Корнелиус. -- А то, что я тебе совсем не буду приносить хлеба, и посмотрим, что будет через неделю. Корнелиус побледнел. -- И мы начнем это, -- продолжал Грифус, -- с сегодняшнего же дня. Раз ты такой колдун, то превращай в хлеб обстановку своей камеры; что касается меня, то я буду ежедневно экономить те восемнадцать су, которые отпускают на твое содержание. -- Но ведь это же убийство? -- закричал Корнелиус, вспылив при первом приступе ужаса, который охватил его, когда он подумал о столь страшной смерти. |
