Толпа, шум, эта пышность роскошно одетых людей и природы ослепили
заключенного, словно молния, ударившая в его камеру.
Несмотря на нежелание спутника отвечать на вопросы Корнелиуса об
ожидающей его участи, Корнелиус все же попробовал в последний раз спросить
его, что значит все это шумное зрелище, которое, как ему сразу показалось,
совсем не касается его лично.
-- Что все это значит, господин полковник? -- спросил он
сопровождавшего его офицера.
-- Как вы можете сами видеть, сударь, это празднество.
-- А, празднество, -- сказал Корнелиус мрачным, безразличным тоном
человека, для которого в этом мире уже давно не существовало никакой
радости.
Через несколько секунд, когда карета продвинулась немного вперед, он
добавил:
-- Престольный праздник города Гаарлема, по всей вероятности? Я вижу
много цветов.
-- Да, действительно, сударь, это праздник, на котором цветы играют
главную роль.
-- О, какой нежный аромат, о, какие дивные краски! -- воскликнул
Корнелиус.
Офицер, подчиняясь внезапному приступу жалости, приказал солдату,
заменявшему кучера:
-- Остановитесь, чтобы господин мог посмотреть!
-- О, благодарю вас, сударь, за любезность, -- сказал печально ван
Берле, -- но в моем положении очень тяжело смотреть на чужую радость.
Избавьте меня от этого, я вас очень прошу.
-- К вашим услугам, сударь. Тогда едем дальше.
Я приказал остановиться потому, что вы меня об этом просили, и затем вы
считались большим любителем цветов и в особенности тех, в честь которых
устроено сегодня празднество.
-- А в честь каких цветов сегодня празднество, сударь?
-- В честь тюльпанов.
-- В честь тюльпанов! -- воскликнул ван Берле. -- Сегодня праздник
тюльпанов?
-- Да, сударь, но раз это зрелище вам неприятно, поедем дальше.
И офицер хотел дать распоряжение продолжать путь.
Но Корнелиус остановил его. Мучительное сомнение промелькнуло в его
голове.
-- Сударь, -- спросил он дрожащим голосом, -- не сегодня ли выдают
премию?
-- Да, премию за черный тюльпан.
Щеки Корнелиуса покрылись краской, по его телу пробежала дрожь, на лбу
выступил пот. Затем, подумав о том, что без него и без тюльпана праздник,
конечно, не удастся, он заметил:
-- Увы, все эти славные люди будут так же огорчены, как и я, ибо они не
увидят того зрелища, на которое были приглашены, или, во всяком случае, они
увидят его неполным.
-- Что вы этим хотите сказать, сударь?
-- Я хочу сказать, -- ответил Корнелиус, откинувшись в глубину кареты,
-- я хочу сказать, что никогда никем, за исключением только одного человека,
которого я знаю, не будет открыта тайна черного тюльпана. |