|
О, какая слава! Тогда, клянусь! Тогда я предпочту быть Корнелиусом ван Берле, чем Александром Македонским, Цезарем или Максимилианом. Восхитительные луковички!.. Корнелиус наслаждался созерцанием и весь ушел в сладкие грезы. Вдруг звонок в его кабинете зазвонил сильнее обычного. Корнелиус вздрогнул, прикрыл рукой луковички и обернулся. -- Кто там? -- Сударь, -- ответил слуга, -- это нарочный из Гааги. -- Нарочный из Гааги? Что ему нужно? -- Сударь, это Кракэ. -- Кракэ, доверенный слуга Яна де Витта? Хорошо. Хорошо, хорошо, пусть он подождет. -- Я не могу ждать, -- раздался голос в коридоре. И в тот же момент, нарушая запрещение, Кракэ устремился в сушильню. Неожиданное, почти насильственное вторжение было таким нарушением обычаев дома Корнелиуса ван Берле, что он, при виде вбежавшего в комнату Кракэ, сделал рукой, прикрывавшей луковички, судорожное движение и сбросил две из них на пол; они покатились; одна -- под соседний стол, другая -- в камин. -- А, дьявол! -- воскликнул Корнелиус, бросившись вслед за своими луковичками. -- В чем дело, Кракэ? -- Вот, -- сказал Кракэ, положив записку на стол, на котором оставалась лежать третья луковичка. -- Вы должны, не теряя ни минуты, прочесть эту бумагу. И Кракэ, которому показалось, что на улицах Дордрехта заметны признаки волнения, подобного тому, какое он недавно наблюдал в Гааге, скрылся, даже не оглядываясь назад. -- Хорошо, хорошо, мой дорогой Кракэ, -- сказал Корнелиус, доставая из-под стола драгоценную луковичку, -- прочтем, прочтем твою бумагу. Подняв луковичку, он положил ее на ладонь и стал внимательно осматривать. -- Ну, вот, одна неповрежденная. Дьявол Кракэ! Ворвался, как бешеный, в сушильню. А теперь посмотрим другую. И, не выпуская из руки беглянки, ван Берле направился к камину и, стоя на коленях, стал ворошить золу, которая, к счастью, была холодная. Он скоро нащупал вторую луковичку. -- Ну, вот и она. И, рассматривая ее почти с отеческим вниманием, сказал: -- Невредима, как и первая. В этот момент, когда Корнелиус еще на коленях рассматривал вторую луковичку, дверь так сильно сотряслась, а вслед за этим распахнулась с таким шумом, что Корнелиус почувствовал, как от гнева, этого дурного советчика, запылали его щеки и уши. -- Что там еще? -- закричал он. -- Или в этом доме все с ума сошли! -- Сударь, сударь! -- воскликнул, поспешно вбегая в сушильню, слуга. Лицо его было еще бледнее, а вид еще растеряннее, чем у Кракэ. -- Ну, что? -- спросил Корнелиус, предчувствуя в двойном нарушении всех его правил какое-то несчастье. -- О, сударь, бегите, бегите скорее! -- кричал слуга. -- Бежать? Почему? -- Сударь, дом переполнен стражей! -- Что им надо? -- Они ищут вас. |
