|
-- Выдайте нам те бумаги, которые спрятал у вас в январе месяце предатель Корнель де Витт. В уме Корнелиуса словно что-то озарилось. -- О, о, -- сказал ван Спеннен, -- вот вы и начинаете вспоминать, не правда ли? -- Конечно, но вы говорите о мятежных бумагах, а таких у меня нет. -- А, вы отрицаете? -- Безусловно. Судья обернулся, чтобы окинуть взглядом весь кабинет. -- Какую комнату в вашем доме называют сушильней? -- спросил он. -- Мы как раз в ней находимся. Судья взглянул на небольшую записку, лежавшую поверх бумаг, которые он держал в руке. -- Хорошо, -- сказал он с уверенностью и повернулся к Корнелиусу. -- Вы мне выдадите эти бумаги? -- спросил он. -- Но я не могу, господин ван Спеннен, эти бумаги не мои, они мне отданы на хранение и потому неприкосновенны. -- Доктор Корнелиус, -- сказал судья, -- именем правительства я приказываю вам открыть этот ящик и выдать мне бумаги, которые там спрятаны. И судья пальцем указал на третий ящик шкафа, стоящего у камина. Действительно, в этом ящике и лежал пакет, который главный инспектор плотин передал своему крестнику; было очевидно, что полиция прекрасно осведомлена обо всем. -- А, вы не хотите, -- сказал ван Спеннен, увидев, что ошеломленный Корнелиус не двигается с места. -- Тогда я открою сам. Судья выдвинул ящик во всю его длину и раньше всего наткнулся на десятка два луковиц, заботливо уложенных рядами и снабженных надписями, затем он нашел и пакет с бумагами, который был точно в том же виде, в каком его вручил своему крестнику несчастный Корнель де Витт. Судья сломал печати, разорвал конверт, бросил жадный взгляд на первые попавшиеся ему листки и воскликнул грозным голосом: -- А, значит, правосудие получило не ложный донос! -- Как, -- спросил Корнелиус, -- в чем дело? -- О, господин ван Берле, бросьте притворяться невинным и следуйте за мной. -- Как, следовать за вами? -- воскликнул доктор. -- Да так, как именем правительства я вас арестую именем Вильгельма Оранского пока еще не арестовывали. Для этого он еще слишком недавно сделался штатгальтером. -- Арестовать меня? -- воскликнул Корнелиус. -- Что же я такого совершил? -- Это меня не касается, доктор, вы объяснитесь с вашими судьями. -- Где? -- В Гааге. Корнелиус в полном изумлении поцеловал падающую в обморок кормилицу, пожал руки своим слугам, которые обливались слезами, и двинулся за судьей. Тот посадил его в карету, как государственного преступника, и велел возможно быстрее везти в Гаагу. VIII. Налет Легко догадаться, что все случившееся было дьявольским делом рук мингера Исаака Бокстеля. |
