|
Ян нежно поцеловал Корнеля в лоб и осторожно опустил на тюфяк его больные руки. -- Корнель, бедный мой брат, -- произнес он, -- ты очень страдаешь, не правда ли? -- Нет, я больше не страдаю, ведь я увидел тебя. -- Но зато какие для меня мучения видеть тебя в таком состоянии, мой бедный, дорогой Корнель. -- Потому-то и я больше думал о тебе, чем о себе самом, и все их пытки вырвали у меня только одну жалобу: "бедный брат". Но ты здесь, и забудем обо всем. Ты ведь приехал за мной? -- Да. -- Я выздоровел. Помоги мне подняться, брат, и ты увидишь, как хорошо я могу ходить. -- Тебе не придется далеко идти, мой друг, -- моя карета стоит позади стрелков отряда Тилли. -- Стрелки Тилли? Почему же они стоят там? -- А вот почему: предполагают, -- ответил со свойственной ему печальной улыбкой великий пенсионарий, -- что жители Гааги захотят посмотреть на твой отъезд и опасаются, как бы не произошло волнений. -- Волнений? -- переспросил Корнель, пристально взглянув на несколько смущенного брата: -- волнений? -- Да, Корнель. -- Так вот что я сейчас слышал, -- произнес Корнель, как бы говоря сам с собой. Потом он опять обратился к брату: -- Вокруг Бюйтенгофа толпится народ? -- Да, брат. -- Как же тебе удалось? -- Что? -- Как тебя сюда пропустили? -- Ты хорошо знаешь, Корнель, что народ нас не особенно любит, -- заметил с горечью великий пенсионарий. -- Я пробирался боковыми уличками. -- Ты прятался, Ян? -- Мне надо было попасть к тебе, не теряя времени Я поступил так, как поступают в политике и на море при встречном ветре: я лавировал. В этот момент в тюрьму донеслись с площади еще более яростные крики. Тилли вел переговоры с гражданской милицией. -- О, ты -- великий кормчий, Ян, -- заметил Корнель, -- но я не уверен, удастся ли тебе сквозь бурный прибой толпы вывести своего брата из Бюйтенгофа так же благополучно, как ты провел между мелей Шельды до Антверпена флот Тромпа. -- Мы все же с божьей помощью попытаемся, Корнель, -- ответил Ян, -- но сначала я должен тебе кое-что сказать. -- Говори. С площади снова донеслись крики. -- О, о, -- заметил Корнель, -- как разъярены эти люди! Против тебя? Или против меня? -- Я думаю, что против нас обоих, Корнель. Я хотел сказать тебе, брат, что оранжисты, распуская про нас гнусную клевету, ставят нам в вину переговоры с Францией. -- Глупцы!.. -- Да, но они все же упрекают нас в этом. -- Но ведь если бы наши переговоры успешно закончились, они избавили бы их от поражений при Орсэ, Везеле и Рейнберге. Они избавили бы их от перехода французов через Рейн, и Голландия все еще могла бы считать себя, среди своих каналов и болот, непобедимой. |
