|
Лицо Лоран исказилось от боли. Путь любви — неволя… Хотя нет, Мел немного в стороне. Может, она ошибается? — Посмотри, Рыско, — указала наверх девушка. — Что ты видишь? — Мел, затем Тур — «могущество», и Энгвар — «слабость». Кажется: любовь сильного есть слабость. — Как это верно! — Лоран с судорожным всхлипом отвратилась от потолка. И здесь тычут ей в лицо её же ошибками… Но почему? Почему она хочет, жаждет, мечтает быть слабой, только чтобы её любили… Нет, нельзя быть слабой! — Что то случилось, Лора? — Рыско в беспокойстве нахмурился. Девушка вздрогнула — она ненавидела это сокращение её имени. Но ведь сокурсник не специально — он видит, что ей плохо, хочет ей помочь, утешить. Но… Принимать утешение — тоже слабость. — Нет, ничего, Рыско. Ничего существенного… — во избежание дальнейших вопросов Лоран, изображая живейший интерес к стеклянному дереву, двинулась в центр зала. Запутавшийся в хрупких ветвях шар неожиданно засветился. Сначала робко, незаметно, но с каждым шагом Лоран свет внутри артефакта разгорался всё сильнее и сильнее. Наконец, сияние заполнило весь зал, при этом оно не мешало видеть, не слепило глаза. — Рыско, какое чудо! Неподдельное восхищение пробудило настоящее любопытство — и Лоран, позабыв просьбу Зелна, протянула руки к шару, сняла с дерева… и охнув, чуть не выронила. Шар оказался тяжеловат для девушки. К счастью, Рыско успел подскочить и подхватить артефакт, чтобы в свою очередь не удержать. — Он жжётся! — воскликнул подмастерье. Шар с глухим звоном упал на пол, покатился прочь… и натолкнулся на сапоги чёрной кожи. — Рыско! Ты, случаем, не с башни Тревоги грохнулся?! Это же тебе не мяч по полу гонять! — Тин нагнулся и без чрезмерных усилий поднял артефакт, тот, было погаснув, вновь засиял всё тем же ярким, но не яростным светом. Что, откровенно признать, тёмному магу явно не понравилось. — Это же Печать… или Ключ, по вашему. Он уверенной походкой двинулся к дереву и вернул шар на прежнее место. — И, кстати, что ты здесь делаешь, Рыско? Подмастерьям ход в Радужный зал запрещён! — Вот именно, подмастерьям, — светлый чародей насмешливо приподнял бровь. — Тинни, сам то ты, зачем сюда пожаловал? — Мне почудилось, что я слышал голос Лоран. Лоран Орлеш. Ты её не видел? Нам поговорить надо! — Не о чём нам с тобой говорить, Тинни, — отрезала девушка. Юноша озадаченно моргнул — он только сейчас заметил магиню и был несказанно и искренне удивлён. — Но… — Дама сказала, что вам не о чём разговаривать, — оборвал его Рыско. — Значит, вали ка отсюда, тёмный! Как ни странно, гневная отповедь подействовала на Тина. Он понимающе кивнул и направился к двери. Плечи юноши опустились, светлые длинные волосы поникли сальными космами, а сам он весь как то съёжился, растерял свою гордость, вечное презрение ко всему Миру… А было ли это презрение? А не та же ли это раковина доспех, из которой Тин выбрался ради Лоран? Видя его такого зашибленного, непривычно слабого, магиня хотела крикнуть… Постой! Я тебя ни в коем случае не простила, но ты побудь со мной, поговори. Дай мне посмотреть на себя… Найди слова, чтобы я передумала… Но вместо зова изо рта вырвался душераздирающий вопль. Боль в спине достигла апогея — и Лоран позабыла всё. Тин отлично понимал, что за последнюю выходку, миг какого то безумного помрачения, он не заслуживает ни внимания, ни тем более прощения, и, получив недвусмысленный отказ даже в разговоре, не стал спорить. Нет у него на то права. Уже за огромными дверьми матового стекла чародей услышал полный муки крик Лоран. |
