Казалось, никто не услышал этого стона или, во всяком случае, не обратил на него внимания. Но женщина продолжала горестно повторять одно и то же, и, пока она вместе с лакеем спускалась вниз, до Шимоны явственно доносился ее голос, хотя вокруг стояли невообразимый шум и суета.

«Значит, ребенок остался наверху один», — подумала про себя Шимона.

Дым, хотя и не очень густой, уже начинал разъедать ей глаза. Шимона взглянула наверх и увидела, что пожар, очевидно, возник в другом крыле здания и еще не успел достичь верхнего этажа, откуда в панике бежали слуги.

И вдруг, не думая о том, насколько это может оказаться опасным, девушка побежала вверх по лестнице, надеясь найти оставленного ребенка.

Еще не достигнув последнего пролета, Шимона услышала плач малыша, а по масляной лампе, стоявшей у входа в спальню, без труда определила, где именно находится ребенок.

Войдя в комнату, Шимона увидела его лежащим на кровати. Очевидно, слуги, стремясь поскорее увести мать в безопасное место, совсем забыли о младенце.

Ребенок был очень мал, и казалось странным, как такое крошечное существо может производить столько шума.

Малыш был закутан в шаль. Шимона сдернула с кровати одеяло, обернула его сверху и начала спускаться по лестнице.

Двигалась она не очень быстро — во-первых, боялась испугать ребенка, а во-вторых, руки у нее были заняты, и не было никакой возможности подобрать полы длинного бархатного халатика, доходившего до самого пола.

Когда Шимона достигла нижнего пролета лестницы, дым стал гораздо гуще. Она попыталась пройти через него и в этот момент увидела, что вся лестница, ведущая в холл, уже объята пламенем.

Впервые Шимона осознала, какой смертельной опасности она подвергается.

Она заторопилась по коридору, надеясь найти в конце его другую лестницу. По ней девушка рассчитывала спуститься на первый этаж.

Дым, казалось, становился все гуще и гуще. Шимона с трудом прокладывала себе путь, ощущая, как у нее горят щеки.

Но вот проклятый дым наконец поредел. Впереди Шимона увидела окно. Как ни странно, оно оказалось открытым.

«Я, наверное, пропустила вторую лестницу», — подумала Шимона.

Выглянув в окно, она увидела плоскую крышу одной из боковых пристроек, которые она видела еще накануне, сразу после приезда.

Очевидно, придется выбираться на крышу, а не пытаться снова преодолеть густой дым, который заволок все вокруг настолько, что Шимона даже пропустила вторую лестницу.

Чтобы как следует оглядеться, ей пришлось высунуться из окна подальше, она проделала это с большой осторожностью, опасаясь задеть ребенка.

Он уже перестал плакать и сейчас только время от времени жалобно хныкал — должно быть, от голода.

Передвигаться по крыше оказалось удивительно легко. Шимона направилась к парапету и только сейчас поняла, что огонь, освещавший ей путь, был отблеском пожара. Теперь стало понятно, что он возник в нижней части главного крыла замка.

Пламя зловеще потрескивало внизу, Шимону отделяло от него всего полметра.

Она перегнулась через парапет. Перед ней виднелся сад, где собрались все обитатели замка.

Должно быть, они тоже заметили ее, ибо, хотя Шимоне не было слышно, о чем они говорят, до нее доносились их возбужденные голоса и были видны протянутые к ней руки.

Жар пламени не давал девушке остановиться. Она медленно продвигалась вперед, пока не достигла конца боковой пристройки.

«Теперь, когда меня заметили, — рассуждала Шимона, — им не составит труда найти длинную лестницу, по которой я бы могла спуститься в сад».

Она обернулась и издала сдавленный крик — пожаром теперь был объят весь замок.

С того места, где притулилась Шимона, ей было видно, как жадное пламя зловещими малиновыми языками вырывается из нижних окон, а черное облако густого дыма поднимается высоко над крышей.