Я бросаюсь вперед, она – тоже, у меня в руке револьвер, я сжимаю его, но тут происходит невесть что: манто оказывается у меня на голове, я отбиваюсь, не стреляю, потому что револьвер падает на пол, а я тут же получаю удар в живот, причем очень сильный – съеденный обед из желудка перекочевывает в рот, – складываюсь пополам, кто‑то сжимает у меня на голове манто; «Я больше не играю, – кричу я, – чур, больше не играю!» Револьвер лежит рядом со мной, чья‑то рука поднимает его. Я кричу: «Нет! Нет!» – «Джини? (Голос Старушки.) Джини, где вы?» Меня толкают, я падаю, сбрасываю манто – пушки нигде нет, – бегу сломя голову, спускаюсь по лестнице, останавливаюсь внизу.

Старушка накрывает на стол к чаю, доктор читает газету, Марк включает телевизор, Старк ищет какой‑то журнал, Кларк смотрится в зеркало у входа, Джек сидит за пианино – звучат первые аккорды национального гимна. Я задыхаюсь, кашляю. «Джини, на что вы похожи – посмотрите на себя в зеркало, в чем дело?» – спрашивает доктор, глядя на меня поверх газеты, и тут же опять утыкается в свое чтиво.

На какой‑то миг у меня возникает ощущение, будто все они улыбаются – смеются себе под нос – надо мной. Я отомщу за себя, черт возьми, обязательно отомщу!

Револьвера у меня больше нет. Он забрал его. Что же делать? Он меня скоро убьет? Да нет, убийца же не он, а Эндрю… Ох уж этот кашель – кашляю не переставая, я нездорова… Снова поднялась наверх – убрать манто. Возле двери висела та маска; я перегнулась через перила, спросила: «Чья это маска?» Они пожали плечами, а я швырнула ее в мусорное ведро. Забрала магнитофон и долго слушала его голос – совсем спятил, бедняга!

Выбросила пепел, оставшийся от книжки: теперь все это никому уже не нужно. Мне никогда не узнать, кто он такой, но с этим делом пора завязывать, ведь в конечном счете главное – чтобы этот кошмар прекратился.

11. ВТОРОЙ РАУНД

Дневник Джини

За два дня – ничего. Мертвый штиль. Они преспокойнейше готовятся к празднику. Купленные книжки я убрала на полку. После Рождества уеду. Не думаю, что он станет разоблачать меня: это тоже была игра, часть нашей игры. Жаль, что разгадки я так и не узнаю. Мне немножко грустно. Может, оттого, что чувствую: этот период моей жизни закончился и мне снова нужно отправляться в неведомые края. А в душе я совсем не путешественница и уж подавно – не образцовая прислуга. Хватит ныть, пойду‑ка лучше помогу им все развесить и расставить.

Интересно, почему он больше не пишет. Наверное, для него игра тоже закончилась. На животе у меня синяк – там, куда он ударил, – здоровенный синяк, и он все время болит; что за жестокость… все‑таки, должно быть, он немножко не в своем уме…

Хочется начать собирать вещи. Звонит телефон. кто‑то снял трубку. Который час? Одиннадцать. Поздновато для телефонных звонков… Интересно, кто это может быть… Пойду узнаю. Пока.

Любопытно. Подружка доктора не вернулась домой. Муж волнуется. Доктор тоже – совсем побледнел, пытается скрыть это, но и слепому ясно, что волнуется.

Старушка что‑то бормочет; мальчишкам плевать на все с высокого дерева: Старк смастерил электронную игру, и они просто с ума посходили от радости. Интересно, с чего вдруг эта толстая хрюшка в бега подалась… А, не мое дело.

Странное какое‑то беспокойство накатило.

Дневник убийцы

Она не вернулась домой, муж волнуется. Что ты об этом думаешь, дорогой дневничок? Плохо, плохо… Может статься, какой‑нибудь подонок решил поразвлечься с ней… У железнодорожного моста, к примеру, под стук колес – никто ничего не услышит, – в таких сомнительных местах не стоит шляться женщинам… Бедным беззащитным женщинам.