|
. Из всех ваших проектов это самый невозможный! – Простите, – сказал член комиссии, все это время хранивший молчание. – До меня никак не доходит одно обстоятельство… Человек, само собой, поступает по-разному в зависимости от того, знает он предсказание или не знает. Так вот, разве исполнится предсказание, если о нем всех опо-вестить? – Я уже двадцать раз объяснял все это прежнему составу комиссии, – сказал я. Видимо, я говорил не очень приветливо, и роль лектора поспешно берет на себя Томоясу. – В этом случае делается новое предсказание, учитывающее, что люди действуют, зная пер-вое. То есть делается предсказание номер два… В случае если и оно опубликовано, делается пред-сказание номер три… и так сколько угодно, до бесконечности… Последним будет так называемое предсказание максимальной оценки. Считается, что действительности будет соответствовать оценка среднего арифметического от последнего и первого предсказаний. Болван слушает и кивает, обернувшись ко мне, всячески демонстрируя свое восхищение. – Надо же, ну кто бы мог подумать!.. Директор института не выдержал. – Послушай, Кацуми-кун, – прошептал он мне. – Может быть, взять какие-нибудь природ-ные явления? – Прогнозами погоды пусть занимаются метеорологи. Это же очень просто, пусть подсоеди-нят свои счетные машины к нашей машине, только и всего. – Вот я и говорю, может быть, взять что-нибудь посложнее. Я молчал. Нет, на такое унижение я не мог пойти ни в коем случае. Как бы я потом объяснил это Ёрики и другим сотрудникам? Разве мог я сказать им, что вся информация, которую мы собирали в течение полугода, пошла коту под хвост? Вопрос не в том, хорошо или плохо заниматься предсказаниями явлений природы. Вопрос в том: куда будут направлены возможности машины-предсказателя, нашего детища? Заседание закрыли с тем, чтобы я, учтя все предупреждения и пожелания, подготовил к сле-дующему заседанию новый проект. После этого комиссия стала собираться через каждую неделю; причем с каждым заседанием число присутствующих все уменьшалось, пока на четвертое заседа-ние не явились всего трое – Томоясу, я и тот долговязый тип. И это вполне естественно. Только кретин не впал бы в уныние на наших тоскливых сборищах, похожих на допросы с намеками и недомолвками. У Ёрики такое поведение членов комиссии с самого начала вызвало открытый протест. Он считает, что все это отговорки, а на самом деле они просто боятся политических прогнозов. Впро-чем, даже выражая недовольство, он остается прекрасным работником. (При случае обязательно покажу ему, как высоко его ценю.) Мы все бились над проектом программы, который понравился бы комиссии. Перед заседаниями иногда приходилось работать по ночам. Но чем больше мы работали, тем яснее осознавали, что вещей и явлений, не имеющих отно-шения к политике, не так уж много. Пожалуй, вообще нет. Положим, мы собираемся сделать предсказание относительно площади обрабатываемой земли. Но сюда немедленно впутывается проблема классового расслоения деревни. Берем сеть автомагистралей по всей стране через не-сколько лет и немедленно задеваем проблемы, связанные с государственным бюджетом. Не стоит вспоминать все примеры один за другим, но все двенадцать проектов, предложенных мною на рассмотрение, были отвергнуты. В конце концов я выбился из сил. Политика – это вроде паутины: чем больше стараешься от нее избавиться, тем сильнее она опутывает. Я не собираюсь вторить Ёрики, но не пора ли, в самом деле, разок показать зубы? Сегодня я демонстративно отправился на заседание с пустыми руками. Хватит с меня проек-тов. При этом, конечно, не преминул напомнить Ёрики: – Имей в виду, на политику мне в высшей степени наплевать. Не в пример тебе. И вот, как вы уже видели, вернулся с этого заседания совершенно разбитый. 5 Зазвонил телефон. |
