Кристин Ханна. Четыре ветра
Папа, эта книга – тебе
Пролог
Надежда у меня всегда с собой – это одноцентовая монетка. Мне ее подарила мать мужчины, которого я полюбила. Иногда мне казалось, что я продолжаю свой путь только благодаря этой монетке, символу надежды. Я приехала на Запад в поисках лучшей жизни, но нищета, невзгоды и людская жадность превратили мою американскую мечту в кошмар. За последние годы люди многое потеряли. Работу. Дома. Еду. Наша любимая земля обратилась против нас, сломала нас всех, даже упрямых стариков, привыкших нахваливать погоду и поздравлять друг друга с рекордными урожаями пшеницы. «Без борьбы мужчине здесь на жизнь не заработать», – говорили они друг другу. Мужчине. Всегда говорили только о мужчинах. Они как будто думали, что готовить, убирать, рожать детей и работать в огороде ничего не значит. Но и мы, женщины Великих равнин, не знали отдыха от рассвета до заката, мы трудились на пшеничных полях, пока не иссохли так же, как наша любимая земля. Иногда, закрывая глаза, я готова поклясться, что все еще чувствую вкус пыли…
1921
Навредить земле – значит навредить своим детям. Уэнделл Берри, фермер и поэт
Глава первая
Не по своей воле Элса Уолкотт провела в одиночестве многие годы, читая о вымышленных приключениях и воображая себе другие жизни. В одиночестве спальни, в окружении романов, которые стали ее друзьями, она иногда осмеливалась мечтать о собственных приключениях, но это бывало нечасто. Родственники твердили, что тяжелая болезнь, которую она перенесла в детстве, определила ее будущее, сделала Элсу хрупкой и нелюдимой, и в хорошие дни она верила этому. В плохие дни, как сегодня, она знала, что всегда была чужой в своей семье. Родственники рано почувствовали, что она не такая, как все, что она не вписывается в общество. Постоянное неодобрение отзывалось болью, Элса чувствовала, будто потеряла что то неназванное, неизвестное. В ответ она молчала, не требовала внимания и не искала его, она принимала, что не нравится родным, пусть они и любят ее. Обида стала такой привычной, что она редко замечала ее. Она знала, что эта боль никак не связана с болезнью, которой обычно объясняли ее изгойство. Но теперь, сидя в гостиной, в своем любимом кресле, она закрыла книгу, что лежала у нее на коленях, и задумалась. «Век невинности» что то разбудил в ней, остро напомнил, что время проходит. Завтра у нее день рождения. Ей исполняется двадцать пять лет. По большому счету, это молодость. В этом возрасте мужчины пьют самогон, гоняют на машинах, слушают регтаймы и танцуют с женщинами, которые носят платья с бахромой и повязки на голове. Для женщин все иначе. Для женщины надежда начинает меркнуть, когда ей исполняется двадцать. К двадцати двум в городе, в церкви о ней начинают шептаться, бросать на нее долгие грустные взгляды. К двадцати пяти годам жребий определен. Незамужняя женщина считается старой девой. «Залежалый товар», – называют ее, покачивая головой и цыкая, как бы жалея об утраченных возможностях. Чаще всего люди задавались вопросом, почему совершенно обычная женщина из хорошей семьи осталась старой девой. Но в случае Элсы все знали почему. О ней говорили так, будто она глухая. Бедняжка. Тощая как палка. Куда ей до красоток сестер. Красота. Элса знала, что в ней то все и дело. Она некрасива. Когда она надевала свое лучшее платье, человек, с ней незнакомый, мог сказать, что она неплохо выглядит, но и только. Очень уж она «слишком»: слишком высокая, слишком худая, слишком бледная, слишком неуверенная в себе. Элса была на свадьбах обеих сестер. Ни одна не попросила ее встать рядом с ней у алтаря, и Элса понимала причину. |
