Эрвин закрыл глаза, готовясь погрузиться в глубокий сон, который будет для него последним.

И пусть ему приснится лара Ди‑и‑ниль.

***

Что‑то маленькое и круглое протиснулось ему в рот. Ягода. Эрвин сжал ее зубами, и его рот наполнился душистым соком. Он сглотнул ягоду, вслед за ней появилась еще одна. Ягоды появлялись одна за другой, пропихиваемые сквозь его губы проворными пальчиками кикиморы.

Снова наступила чернота.

В следующий раз он очнулся сам. Стояла глубокая ночь, вода была тихой и прозрачной, как стекло. Вдоль берега тянулся ровный песок и уходил куда‑то во тьму.

Маленькая тень закрыла ему обзор. Сидевшая поблизости Дика увидела, что Эрвин открыл глаза, и снова начала пичкать его ягодами. Усилия, затраченные на глотание, снова повергли его в небытие.

Затем был день. Кикимора сидела в двух шагах от лица Эрвина, рядом с ней возвышалась кучка плодов и ягод. Он приподнял голову, с трудом шевельнулся на песке. Дика скормила ему ягоды, а затем и мучнистые, незнакомого вкуса плоды. Насытившись, он снова погрузился в сон – это была уже не борьба между жизнью и смертью, а просто сон.

Он проснулся сутки спустя – судя по тому, что время дня почти не изменилось. Теперь он чувствовал себя гораздо лучше, тело снова повиновалось ему. Открыв глаза, Эрвин увидел бескрайнее голубое небо – во сне он перевернулся на спину. На фоне этой прозрачной голубой бескрайности вырисовывался белый силуэт Ди‑и‑ниль.

Что это? Неужели он умер и попал в рай магов, где сбываются самые безумные мечты?

Эрвин повернул голову и увидел на песке Дику. Вся нижняя половина ее мордашки была выпачкана ягодным соком.

Нет, не рай.

Он снова повернул лицо в небо и увидел точеную голову и белое облако гривы Ди‑и‑ниль.

Рай.

Он скосил глаза вбок. Из лягушачьего рта кикиморы высунулся длинный красный язык и неторопливым круговым движением облизнул мордашку.

Нет, все‑таки не рай.

Эрвин снова глянул на небо. Белая шея лары склонилась к нему, мягкие губы прикоснулись к щеке, проверяя, жив ли он.

Сердце Эрвина отчаянно забилось, словно хотело выскочить из груди и ускакать за пятый континент. По его лицу расползлась улыбка счастливого идиота – но, может быть, лары не знают, какие улыбки считаются у людей идиотскими?

– Это ты?

– Я искала тебя, – прозвучал ее тихий, певучий голос. – Ги‑и‑рраль рассказал мне о тебе…

А потом он плакал и смеялся, обнимая ее стройную шею, а ее голова лежала на его плече, укрыв его облаком шелковистой гривы. И долго, долго они еще сидели рядом на песке, человек и лара, забывшие друг для друга своих кровных сородичей. Им о многом нужно было поговорить и помолчать друг с другом.

– Где мы? – вспомнил он наконец. – Как ты нашла меня?

– У большого озера на юге четвертого континента, – ответила Ди‑и‑ниль. – А найти тебя мне было нетрудно – когда я узнала, что это ты, я смогла прийти на зов.

– Разве я звал тебя?

– Да, я все время чувствовала твой голос, хотя он был едва различим. Но я думала, что мне это кажется, пока Ги‑и‑рраль не рассказал, что встретил тебя. Я буду гораздо лучше слышать тебя, когда ты станешь моим седоком.

– А что для этого нужно? – встрепенулся Эрвин.

– Нам с тобой нужно выйти на звездные дороги ларов. Это возможно, только если воля лара и седока сольется воедино. А когда это произойдет, между нами протянется незримая нить, которая свяжет нас. У меня еще не было седоков, и я не знаю, как это случается, но так мне говорил Ги‑и‑рраль. Он говорил, что вместе лар и седок способны путешествовать где угодно и куда угодно, куда только заведет их мысль, а я всегда мечтала о звездных дорогах.