— Я слушаю вас, — Валерий усадил визитера и сел за стол напротив. — Что-то случилось? Карен прекрасно учится и по этому поводу у вас не должно быть ни малейших тревог.

— По этому — нет, — вздохнул Ашот. — Мне очень трудно говорить с вами, Валерий Семенович, и повод моего визита совершенно другой. Значительно неприятнее, чем мне бы хотелось. Но Карен — очень честный мальчик, даже, я бы сказал, чересчур… — Джангиров невесело усмехнулся. — Он сам нам с женой все рассказал…

— О чем? — бесстрастно осведомился Валерий.

Ему стоило немалых усилий выдерживать все подрастающее напряжение. Ашот не мог даже на секунду себе представить, что Малахов в деталях знает весь предстоящий рассказ Джангирова-старшего. В отличие от журналиста директор был в лучшем положении.

С трудом составляя фразы, Джангиров добрался наконец до самой сути, которую директор давно прекрасно знал. Он искоса глянул на Ашота: тот сидел неловко, на краешке стула, постукивая пальцами по колену и глядя в стену. Валерий искренне посочувствовал ему.

— Я понимаю и разделяю ваши чувства, Ашот Самвелович. У меня тоже растет сын. Но мне кажется, что и для вас, и для меня самое лучшее — не вмешиваться. Ну, посудите сами: что мы можем сделать? Допустим, я уволю Водяную — разве это нам чем-нибудь поможет? Только вызовет страшное озлобление мальчика, который может без всяких рассуждений, просто в отместку вам, бросить и учебу, и вас, и уйти куда угодно, лишь для того, чтобы уйти. Это наихудший выход.

Ашот прикусил губу. Зачем он сюда приехал? Что он ищет, чего добивается: мести, правды, справедливости? И кто теперь в состоянии вернуть ему душу сына? Вот что ему единственно нужно: душа любимого ребенка, немедленно, сейчас, безвозвратно… Напрасно он послушался Маргариту, в ее рыжей голове иногда рождаются самые невообразимые проекты.

Валерий тихо вздохнул. Знал бы Джангиров-старший, чего стоит директору его выдержка!

— Я очень хочу помочь вам, Ашот Самвелович, но пока не знаю как. Остановить горный поток невозможно, он рвет даже плотину.

Журналист молчал, по-прежнему глядя в стену. Зачем он приехал в школу? Всегда несгибаемый, бесстрастный, железобетонный Джангиров…

— Я постараюсь все обдумать, — попытался смягчить положение директор. — Возможно, решение придет само собой. Одно я могу вам обещать абсолютно твердо: в школе никто ни о чем знать не будет, и Карен сможет спокойно ее окончить. Если, конечно, вы не захотите его перевести, чего я вам настоятельно не советую делать.

— Я очень благодарен вам, Валерий Семенович, — сказал Ашот, вставая. — Простите за нелегкий и довольно бессмысленный разговор. Но жена так просила об этом, она страшно переживает…

— Всегда рад вас видеть, — ответил, тоже поднимаясь, Малахов. — Поверьте, мне искренне жаль…

Он не закончил фразу, внимательно взглянув Джангирову в глаза. Мужчины улыбнулись друг другу.

— Передайте Маргарите Петровне, что в школе все очень довольны Кареном. Убедите ее, что все будет прекрасно. Я искренне в это верю и хочу, чтобы вы тоже разделили мою уверенность.

— Спасибо, — тихо сказал Ашот.

Никогда еще он не чувствовал подобного бессилия и беспомощности.

Дверь за Джангировым едва слышно захлопнулась. Малахов откинулся на спинку стула и устало закрыл глаза. Боль слева снова напомнила о себе. Нет, долго так не продержаться. Олеся, потаскуха, дрянь! Сколько места заняла она в его жизни, эта маленькая учительница! Учила его когда-то, теперь вот обучает ребенка…

— Чему ты можешь научить, моя девочка? — с ласковой иронией часто интересуется Глеб.