А Герман обнял ее еще крепче.

— Присмотришь за Костей?

Тут Марьяна все же замешкалась с ответом, и Герман добавил неожиданное:

— Мы в ответе за тех, кого приручили.

Марьяне пришлось прокашляться, прежде чем ответить. Вот что ты делаешь, Герман?! Меня ты зачем приручаешь?!

— Хорошо, — снова повторила она. Уже не таким спокойным и уверенным, но все же вполне достойным тоном. А потом вдруг выпалила: — А почему ты не уходишь?!

Это прозвучало не очень вежливо, но он сам ответил на ее просьбу остаться: «Не могу». Вот и нечего тут мне агонию продлевать!

— Не могу. Не могу от тебя уйти сейчас. Я останусь до утра, можно?

Сволочь ты, Герман Тамм. Ты сам-то понимаешь, что мы в ответе за тех, кого приручили?!

Но Марьяна не сказала этого вслух. Просто обняла крепче и уткнулась носом ему в шею. И неожиданно быстро заснула.

* * *

Они проснулись одновременно — от звонка его будильника. Но встала первой Марьяна. Убрала руку с его груди, отодвинулась, села на краю постели. Герман, повернувшись на бок и подперев голову рукой, наблюдал, как Марьяна протянула руку и взяла со спинки кровати халат — интересно, кто его там приготовил? Заботливые сотрудницы клининговой службы?

Тонкая атласная ткань мягко облекла Марьяну. Герман вдруг отчетливо осознал, что эта картина прочно врежется ему в память — обнаженная женская фигура на постели, изящный изгиб спины, россыпь светлых волос, женская рука, которая тянется к халату, а потом прячет под него эту совершенную наготу.

Потрясающе красивая картина. Которую хочется видеть каждое утро.

Марьяна встала и завязала пояс.

— Я в душ. Потом пойду готовить завтрак. Овсянку будешь?

— Буду.

Через пару минут в ванной зашумела вода. Герман откинулся головой на подушку и некоторое время прислушивался к этому звуку. А потом резко отбросил одеяло в сторону.

Какого черта?! Он минимум месяц ее не увидит. А лежать тут в кровати и ждать овсянку, когда Марьяна там голая под душем… Не настолько он пока старый!

* * *

Когда дверь ванной открылась, Марьяна почему-то не удивилась. Не то, чтобы она ждала, что Герман присоединится к ней. Но почему-то не удивилась. Наверное, она просто еще толком не проснулась. А когда он перекинул ногу через бортик ванной и обнял ее — то те зачатки мыслей, что успели появиться в ее голове после пробуждения — исчезли. И осталась только потребность в мужчине рядом, какая-то сумасшедшая, первобытная, животная жажда его прикосновений. В какой-то момент мелькнула отчаянная мысль, вернее, надежда, что звукоизоляция в ее квартире сделана на достаточном уровне. Потому что Марьяне казалось, что они с Германом невероятно шумные. И что все те звуки, которые они производят — стоны, вскрики, вздохи, всхлипы, ритмичные шлепки его бедер о ее ягодицы — что их слышно далеко за пределами квартиры.

Да и плевать. В какой-то момент и в самом деле стало плевать. Главное, чтобы это все не останавливалось. Эти горячие ритмичные толчки внутри. Его руки, которые скользили по всему ее телу, не оставляя нетронутым ни одного сантиметра. Его зубы, неожиданно впившиеся в ее шею, и то, как он втянул ее кожу между зубов.

Засос. Герман поставил ей засос. Потом второй. Когда ей ставили последний раз засосы? Да никогда! Но Марьяна лишь запрокидывала назад и вбок голову, чтобы ему было удобнее.

И Герман продолжал с ней все это делать. Пока, после общего стона удовлетворения, не наступила, наконец, тишина. Относительная тишина — сверху, оказывается, все это время лился верхний, он же тропический душ. Марьяна попыталась вздохнуть, но сделать это оказалось непросто — Герман прижал ее к стене ванной так, что Марьяна вся, кажется, распласталась по ней.