А Маруся меня все спрашивала: какая Москва и как в Москве под землей

ездят?

Я сказал, что под землей ездил и это метро. И сказал, что это не

страшно. А потом сказал, как лестница сама вверх едет. И как будочка вверх

поднимается, и это называется лифт.

А Маруся все говорила:

— Ось як, ось як!

И языком щелкала. А я больше ничего не стал говорить, потому что увидал

яблочки.

Я закричал:

— Ага, я первый! Вон, вон яблочки!

И показал пальцем. А Маруся засмеялась и сказала, что это вовсе не

яблочки, а сливы. Это желтые сливы.

Я сказал, что хочу посмотреть. Мы туда пошли.

И там стояло это дерево, на котором желтые сливы. Они совсем круглые:

как яблочки. И очень блестят. Они как будто не настоящие, а как на елке

бывают — стеклянные или еще какие. А они настоящие, потому что Маруся одну

подняла, она на земле лежала, немножко обтерла и дала мне есть. Только

сказала, что там червяк есть. А я уж съел, когда она сказала. Я сказал, что

червяка не было, только косточка. И мы потом искали, чтоб еще найти, только

ни одной больше не нашли.

КАК МАРУСЯ НА МЕНЯ РАССЕРДИЛАСЬ

Там под ветками тоже стояли палки. И я сказал Марусе тихонько:

— Давай потрясем!

А она не хотела. А я хотел нарочно толкнуть палку, чтоб слива упала. И

толкнул ногой. А они не упали — ни одной.

Маруся рассердилась и взяла и дернула меня за ухо. И сказала:

— Ты не слухать! Ты не слухать!

А я ее хотел кулаками бить: зачем она меня за ухо?

Она меня поймала за руку и сказала:

— Ось сейчас до Матвея Ивановича поведу. Он тебя с саду выженит.

А я сказал:

— Вовсе не выженит, а я бабушке скажу, что ты меня за ухо.

А она сказала:

— А я скажу, что ты палку пихнул.

А я сказал, что не пихнул, а нечаянно.

А она сказала:

— Ты еще брешешь?

И хотела уходить.

А я побежал за ней и стал кричать потихоньку:

— Как это брешешь? Как это брешешь?

Это я потому так кричал, чтобы она не сердилась.

Я очень испугался, что она уйдет. И тогда я буду один.

А она все шла и говорила:

— А вот так и брешешь. Ты палку сам пихнул, а говоришь, что не хотел.

Значит, неправда. Значит, ты брехун.

А я заплакал. И кричал:

— Не брехун! Не брехун!

И вдруг идет дядя. И на спине несет корзинку.

Дядя стал и говорит:

— Кто брехун?

А Маруся сказала:

— Кто брешет, тот и брехун.

И взяла меня за ручку. И мы пошли.

Я Марусе сказал, что я теперь не брехун и больше не буду палок пихать.

А она достала из кармана семечек кабаковых и мне дала.

А потом села на корточки и мне рукавом все лицо вытерла. Потому что я

плакал.

КУКОЛЬНЫЕ ЯБЛОЧКИ

Я стал есть семечки. Только я так скоро не мог, как Маруся.

А она вдруг встала и показала пальцем.

Я посмотрел. А там было дерево, и на нем все круглые яблочки.

Маленькие, как орешки.

Их было очень много. На дереве листьев было очень мало, потому что все

яблочки, яблочки. Я стал кричать:

— Ура!

И стал бегать кругом, чтоб смотреть на это дерево и на кукольные

яблочки.

Маруся сказала, что их так не едят, а из них только варенье варят. И

потом — что сейчас они не готовы. И еще долго надо ждать, когда они будут

готовы. Тогда их будут срывать.

КАК Я СЛИВ ОБЪЕЛСЯ

А потом мы пошли дальше. И там опять стояли лестницы, а на лестницах

тети.