Дети делились строго поровну на две двоюродные семьи. Марии показалось, она вдруг очутилась в самой гуще скворчиной стаи. Она увидела, как мама украдкой сгребает разложенные вокруг пожитки — еще наступит кто или отодвинет. Мама Мартина, заливаясь смехом, сразу же принялась с жаром описывать вчерашний визит в Уэймут. Просто поразительно, как эта женщина умудрялась беспрерывно говорить и одновременно смотреть за малышом, который норовил свалиться в воду, и переодевать другого. Миссис Фостер слушала с натянутой улыбкой. Мария видела, какие они разные.
— Поэтому мы решили остаться на нашем классном курорте, — заключила мама Мартина. — И впредь тоже будем останавливаться только здесь.
Застегивая кому-то штанишки, она вдруг обратилась к Марии:
— Ты здесь одна? Приходи к нам, поиграешь с девочками.
— Это было бы чудесно, — с сомнением выдавила миссис Фостер.
— Ну что, пошли? Мартин!
— Я еще немного здесь побуду.
— Ладно. Только к обеду не опаздывай. И не докучай миссис… э…
— Фостер, — подсказала миссис Фостер.
— А мы Люкасы. Обе команды. Ну ладно, счастливо.
Они побрели прочь от «Чайки», и их еще долго было слышно после того, как они завернули за угол дома и скрылись из вида.
Миссис Фостер с опаской поглядела на Мартина. Она не очень жаловала мальчиков. Мария всегда знала, что не ошиблась, родившись девочкой, — хоть в этом угадала.
— Я хотел сходить в музей, — начал Мартин.
Миссис Фостер просияла. Она явно ждала чего-то более энергичного и разрушительного.
— Прекрасно. Мария тоже там не была.
Они медленно двинулись назад в город. Мартин спокойно и пространно объяснял миссис Фостер принцип работы подвесного двигателя. Время от времени миссис Фостер произносила «да» и «понятно». Счастливая Мария семенила на два шага позади них. Она молчала, но это вроде никого не тяготило. У входа в музей Мартин сказал ей:
— Вообще-то твоя мама не слушала.
— Да, наверное, — мудро согласилась Мария.
— Боюсь, здесь будет скучновато, — предположила миссис Фостер, зайдя в музей.
Исполненная сознанием долга, она начала переходить от стенда к стенду, ненадолго задерживаясь у каждого. Мария заметила, что точно так же она ведет себя и на выставках картин.
За стеклами стендов лежали сотни окаменелостей — совершенные, разнообразные. Нечего и мечтать самим найти такие. Аммониты размером с дверные кольца, каменюки, сквозь которые проплывал скелет целой рыбины, позвоночники динозавров, отпечатки лап рептилий на куске глины… Подписи к каждому экспонату сражали безмерностью времени — сорок миллионов лет назад, сто восемьдесят миллионов, четыреста миллионов. Одни существа были моложе других на сотни миллионов лет. На диаграммах указывалось, кто сколько просуществовал, и изображались грозные динозавры, рыбы самой причудливой и непрактичной конструкции, мелочь — ракушки, морские звезды и всякие ползающие и пресмыкающиеся. Оказывается, аммониты появились сравнительно недавно — они заселили моря, оставив тропические болота диплодокам и птеродактилям.
И все эти существа, поняла Мария, изучая таблицы и картинки, вышли из голубых утесов у оконечности Англии, из которых и состоял костяк местности.
— Голубой лейас, — узнала Мария.
— Что?
— Голубой лейас, из него наши скалы сделаны.
Она снова повторила это название про себя — ей нравилось, как оно звучит. Голубой лейас… А коричневая порода на нем — глауканитовый песок, и у каждой породы свой возраст, как и у окаменелостей — древняя, еще древнее, совсем древняя. Вот они лежат под полями и городами, как будто спят, полные ракушек и костей животных, которые здесь некогда обитали. |