Изменить размер шрифта - +
  Кириллов подошел к  столу Борина и начал писать.
Вошла  Мишина  тетя   и   подала  ему   конверт.   Письмо  прислал  товарищ,
отправившийся на Памир.
     Наверное,  интересное письмо,  но читать некогда.  Звуки Атлантического
океана  словно  провалились  в  пропасть  молчания.  И  сразу  стал  слышнее
неумолкающий шум  Москвы.  На  экране мигнул дымок  сигары Азореса.  Погас и
экран...
     Что там случилось?
     И вдруг Миша увидел Протчева. Он сидел в своей люльке, которая висела в
зеленоватой мгле океана. Веревки уходили ввысь.
     Теперь Протчев, наверное, не ощущает тяжести своего костюма. Прекрасно!
Летит "между небом и землей" и любуется подводным миром.  В лучах подводного
прожектора отчетливо видно,  как  из  воздушного патрубка на  медной  голове
поднимаются воздушные пузыри, похожие на капельки ртути. Это Протчев "травит
воздух", нажимая головой на "головной золотник".
     - Протчев, ты слышишь меня? - взволнованно спросил Миша.
     - Слышу, - звучит бас Протчева.
     - Зачем ты спустился под воду?
     - Иголка потерялась, ищу ее.
     - А телеоко зачем?
     - Одно око -  хорошо,  два -  лучше, а три - еще лучше. Разве не так? -
отвечает Протчев.  -  У меня поле зрения шире, но глаз привычен. Телеоку еще
учиться надо смотреть по-водолазному, - шутит Протчев.
     В этой шутке Миша слышит определенное недоверие к новинкам.
     - Что ты видишь?
     - Пока что карасей,  не знаю,  как по-здешнему их величают. Сейчас и ты
увидишь то  же,  что и  я.  Ну,  где твой пузырь?  -  Эта фраза касается уже
Гинзбурга.
     - Подвожу, смотри левее! - отвечает Мотя.
     Медный шлем Протчева слепяще блестит.  Миша видит сквозь стекло широкое
монгольское  лицо  водолаза.  Наверное,  прожектор  совсем  близко.  Протчев
протягивает левую руку  и  что-то  ловит.  Его  рука  надвигается на  экран,
растет, закрывает все поле зрения... Зеленая муть... Сильный сноп света, и в
нем - табун рыб. Медленно проплывает большая красивая медуза... Золотой сноп
идет вглубь океана,  постепенно слабея,  рассеиваясь.  И там,  внизу,  видны
смутные очертания гор. Да, это горы и даже покрытые растительностью.
     Горная вершина словно растет и  идет  навстречу...  Нет  больше Москвы,
кабинета, постели. Не сам ли Миша висит в люльке и смотрит на подводный мир?
Нет,  он лежит в гондоле подводного "аэростата" над горным краем.  Подводный
Кавказ,  но  без  ледников,  горных рек и  водопадов.  Нет рек в  краю,  где
"воздушное пространство" - вода.
     Вновь палуба,  ослепительно освещенная солнцем. Гремит лебедка. Слышно,
как  шумят волны,  ударяясь о  борт траулера.  Гинзбург обернулся.  Блеснули
белые зубы...
     - Ну, что там? - слышен голос. - Чей?
     Миша не сразу догадался. Ах, это "говорит Москва".
     Кириллов отходит от стола и смотрит на экран.
Быстрый переход