Кириллов подошел к столу Борина и начал писать.
Вошла Мишина тетя и подала ему конверт. Письмо прислал товарищ,
отправившийся на Памир.
Наверное, интересное письмо, но читать некогда. Звуки Атлантического
океана словно провалились в пропасть молчания. И сразу стал слышнее
неумолкающий шум Москвы. На экране мигнул дымок сигары Азореса. Погас и
экран...
Что там случилось?
И вдруг Миша увидел Протчева. Он сидел в своей люльке, которая висела в
зеленоватой мгле океана. Веревки уходили ввысь.
Теперь Протчев, наверное, не ощущает тяжести своего костюма. Прекрасно!
Летит "между небом и землей" и любуется подводным миром. В лучах подводного
прожектора отчетливо видно, как из воздушного патрубка на медной голове
поднимаются воздушные пузыри, похожие на капельки ртути. Это Протчев "травит
воздух", нажимая головой на "головной золотник".
- Протчев, ты слышишь меня? - взволнованно спросил Миша.
- Слышу, - звучит бас Протчева.
- Зачем ты спустился под воду?
- Иголка потерялась, ищу ее.
- А телеоко зачем?
- Одно око - хорошо, два - лучше, а три - еще лучше. Разве не так? -
отвечает Протчев. - У меня поле зрения шире, но глаз привычен. Телеоку еще
учиться надо смотреть по-водолазному, - шутит Протчев.
В этой шутке Миша слышит определенное недоверие к новинкам.
- Что ты видишь?
- Пока что карасей, не знаю, как по-здешнему их величают. Сейчас и ты
увидишь то же, что и я. Ну, где твой пузырь? - Эта фраза касается уже
Гинзбурга.
- Подвожу, смотри левее! - отвечает Мотя.
Медный шлем Протчева слепяще блестит. Миша видит сквозь стекло широкое
монгольское лицо водолаза. Наверное, прожектор совсем близко. Протчев
протягивает левую руку и что-то ловит. Его рука надвигается на экран,
растет, закрывает все поле зрения... Зеленая муть... Сильный сноп света, и в
нем - табун рыб. Медленно проплывает большая красивая медуза... Золотой сноп
идет вглубь океана, постепенно слабея, рассеиваясь. И там, внизу, видны
смутные очертания гор. Да, это горы и даже покрытые растительностью.
Горная вершина словно растет и идет навстречу... Нет больше Москвы,
кабинета, постели. Не сам ли Миша висит в люльке и смотрит на подводный мир?
Нет, он лежит в гондоле подводного "аэростата" над горным краем. Подводный
Кавказ, но без ледников, горных рек и водопадов. Нет рек в краю, где
"воздушное пространство" - вода.
Вновь палуба, ослепительно освещенная солнцем. Гремит лебедка. Слышно,
как шумят волны, ударяясь о борт траулера. Гинзбург обернулся. Блеснули
белые зубы...
- Ну, что там? - слышен голос. - Чей?
Миша не сразу догадался. Ах, это "говорит Москва".
Кириллов отходит от стола и смотрит на экран. |