Эллери работал до рассвета.

Утром во вторник, когда он брился, кто-то окликнул его из гостиной:

— Квин? Вы уже встали?

Он удивился бы куда меньше, если бы с ним заговорил профессор Мориарти.

Эллери приблизился к двери, по-прежнему держа в руке бритву.

— Надеюсь, я не оторвал вас от срочных дел. — Уолферт в то утро был само дружелюбие — энергичный, жизнерадостный, с широкой, во весь рот, улыбкой и по-мальчишески глубоко засунутыми в карманы руками.

— Нет, отнюдь. Как вы себя сегодня чувствуете?

— Отлично, просто отлично. Увидел, что ваша дверь открыта, и начал гадать, проснулись вы или нет. Ведь у вас почти всю ночь горел свет.

— Я писал примерно до половины четвертого утра.

— Так я и подумал. — Уолферт окинул сияющим взглядом заваленный бумагами стол.

«Он — единственный известный мне человек, — решил Эллери, — способный смотреть широко открытыми глазами и при этом таить что-то от собеседника».

— Вот, значит, как выглядит писательский стол. Замечательно, замечательно. Но, выходит, вы спали всего несколько часов, Квин.

«Итак, мы собираемся играть в какие-то игры», — заключил Эллери.

— Совсем не спал, — улыбнулся Эллери. — Когда работаешь над произведением, мистер Ван Хорн, где все взаимосвязано, требуется все твое внимание и лучше не прерывать процесс.

— А я-то всегда считал, будто писатели ведут образ жизни Райли. В любом случае я рад, что сумел вас застать.

«Вот оно, начинается».

— Я не видел вас с воскресенья. Как вам понравился Чичеринг?

«Нет, еще не началось».

— На редкость искренний и серьезный проповедник.

— Да, ха-ха! Очень одухотворенный человек. Немного напоминает моего отца. — Уолферт неодобрительно усмехнулся. — Хотя папа был фундаменталистом. Он частенько пугал Дидриха и меня до дрожи в коленках. Но я что-то заболтался, как будто у нас других дел нет. — Уолферт понизил голос, склонив на сторону свой взбитый на голове кок, и торопливо произнес: — Вы не желаете с нами позавтракать, мистер Квин? Вы ведь не обедали с нами прошлым вечером, и я подумал…

— И сегодня утром у вас какое-то особенное меню, мистер Ван Хорн? — засмеялся Эллери.

К его ужасу, Уолферт подмигнул:

— Совершенно особенное.

— Яйца с бенедиктином?

Уолферт застонал от удовольствия и похлопал себя по карманам.

— Как вы хорошо сказали! Нет, нечто иное и гораздо, гораздо лучшее.

— Тогда я обязательно приду.

— Лучше я вам сначала намекну. Мой брат — занятный простачок. Он терпеть не может формальности. Чтобы заставить его выступить с речью, надо иметь не меньше оснований, чем для вызова наряда полиции штата. Ну как, догадались?

— Нет.

— Тогда переодевайтесь поскорее и присоединяйтесь к нам, Квин. Это будет настоящий цирк!

Эллери совершенно не разделял его восторга.

За завтраком Уолферт Ван Хорн холил и лелеял свою тайну. Он хихикал и обменивался с братом туманными замечаниями, словом, вел себя столь несвойственно его злобной натуре, что даже Говард, увязший в болоте собственных проблем, обратил на это внимание и удивленно поинтересовался:

— Что это с ним случилось?

— Ну, сынок, — сухо откликнулся Дидрих. — Дареному коню в зубы не смотрят.

Все рассмеялись, а Уолферт громче других.