– Да какие еще пациенты? Здесь нет пациентов. Мы – клиенты, выкладывающие целое состояние, чтобы немного отдохнуть. И потому мы в полном праве рассчитывать как минимум на пристойную еду в приятной обстановке. Мы будем форель, – отмахнулся Макс от официантки, пытавшейся вручить им меню. – И бутылку «Гобельсбурга». Охлажденного.

Официантка по дружески кивнула ему и удалилась.

– Так как у тебя обстоят дела, Даниэль? Или я уже спрашивал? Если да, то не помню, что ты ответил.

– Да все в порядке. Как ты знаешь, теперь я живу в Упсале. Жизнь в Европе оказалась чересчур напряженной. Под конец вообще стало совсем скверно. Развод и все остальное. Ну, сам знаешь.

– А вот и вино!

Макс пригубил налитое вино и довольно кивнул официантке.

– Попробуй, Даниэль. Я почти каждый день выпиваю парочку бокалов. Может, к каким то блюдам оно и не подходит, но мне совершенно наплевать.

Даниэль тоже сделал глоток. Сухое вино и вправду оказалось очень хорошим и свежим.

– Так я и говорю, досталось мне изрядно, – продолжил он рассказывать о себе.

– Изрядно? Ты уже пил, что ли? – поразился Макс.

– Нет нет. Изрядно… А, ладно. Вино просто замечательное. Свежее. Живительное.

– Живительное! Эк ты сказал! У тебя для всего найдется классное подходящее словечко, Даниэль. Впрочем, ты же лингвист.

– Не, я переводчик. Точнее, был им.

– Хм, если переводчик – это не лингвист, то кто же тогда?

Даниэль растерянно пожал плечами.

– Просто языки мне легко даются, – ответил он. – Но на самом деле я всего лишь попугай.

– Попугай? А что, в этом что то есть. Подражать ты любишь, Даниэль. И в то же время ужасно боишься быть похожим на кого то другого. На меня, например. Чего же ты так боишься?

– И вовсе я не боюсь. Не понимаю, с чего ты так решил, – запротестовал Даниэль, пожалуй, с излишней горячностью.

– Ладно ладно, давай пока обойдемся без споров, как никак только встретились. И потом, мы же не хотим расстраивать малышку Марику, а?

Он улыбнулся официантке, подошедшей с двумя тарелками.

– Давай, ставь, Марика. Выглядит он опасно, но на самом деле не кусается.

Поджаренная целиком форель подавалась с молодым картофелем, топленым маслом и лимоном.

– Милая малышка, а? – бросил Макс, стоило официантке удалиться на пару шагов. Женщине, однако, шел пятый десяток, так что едва ли она тянула на малышку.

– Не в привычном понимании, естественно, – продолжал брат. – Но есть в ней кое что, как считаешь? Заметил, какая у нее большая задница? У всех местных женщин такая же. Можно с первого взгляда определить, родилась ли она здесь или из приезжих. Конечно же, я имею в виду семьи, что проживали здесь поколениями. У них у всех излишек подкожного жира, сосредоточенный в основном на заднице и бедрах. Мужчины тоже жирные, но у женщин это гораздо заметнее. Знаешь почему?

– Почему заметнее у женщин? Наверно, потому, что ты смотришь на них чаще, чем на мужчин, – пожал плечами Даниэль.

– Очень смешно. Я о том, почему жители изолированных горных районов толще тех, что живут внизу на равнинах. Причем так во всех горах мира. И не только в горах. Жители островов, тихоокеанских например, или глубоких джунглей Южной Америки обладают таким же плотным мясистым телосложением. Тогда как обитатели равнин – скажем, масаи Восточной Африки – высокие и худые. Почему? А потому, – Макс ткнул в направлении Даниэля вилкой, – что при наступлении голода жители равнин отправляются в поисках пищи на новые территории. Люди с длинными ногами, наиболее мобильные, выживают, в то время как толстые коротышки сидят на своих больших задницах и умирают от голода.