– Полагаю, это был Гензель? – хмыкнул он, когда человечек с поклоном удалился. – У него прекрасно получается не толстеть.

– Гретель тоже имеется. Правда, не знаю, здесь ли она сегодня, – отозвался Макс, оглядывая помещение. – Может, ее уже сожрали. Нисколько этому не удивлюсь, весьма аппетитная штучка. Если бы у меня не было Джульетты, я бы, может, и сам соблазнился отхватить кусочек.

– Кто такая Джульетта? Твоя новейшая победа?

– Новейшая, последняя и единственная. Потрясающе красивая двадцатидвухлетняя дочурка производителя оливок из Калабрии. Пока живет с родителями, но мы уже помолвлены.

– Двадцать два года! Да ты же на тринадцать лет старше ее! – поразился Даниэль.

– Для Калабрии дело вполне привычное. И родители весьма довольны партией дочери. Как никак я зрелый мужчина, опытный и обеспеченный.

– И перегоревший на работе. Лечащийся в реабилитационной клинике. Хотя вряд ли ты им это рассказал.

– Да, я сообщил им, что еду по делам в Швецию.

– Ну а сама Джульетта как? Довольна тобой?

– Да она без ума от меня.

– Тоже думает, что ты в Швеции?

– Ага. Но впредь я уже не собираюсь так напрягаться. Как выпишусь из Химмельсталя, мы сразу же поженимся и обоснуемся в Калабрии. Заведем собственную оливковую ферму. И детей. Семь восемь.

И Макс довольно кивнул самому себе, словно только что пришел к такому решению. Затем он взглянул на брата:

– А у тебя самого нет детей?

– Нет, и ты прекрасно это знаешь. Эмма хотела подождать, а потом мы развелись.

Макс успокаивающе похлопал его по плечу.

– Ну, с этим спешить незачем. У нас, мужчин, времени вдоволь. Это у женщин по другому. Еще по пиву?

– Да я это то еще не допил. Ты бери. Я заплачу.

– Ты ни за что не платишь. Ты – мой гость, – объявил Макс и жестом заказал у женщины бульдога еще одну кружку.

Зал постепенно наполнялся народом, становилось шумно. Большинство посетителей были мужчины, однако в тусклом свете получить о них хоть какое то представление было затруднительно. Не считая нескольких светильников над барной стойкой, зал освещался только свечами на столах.

– Пребывание здесь, кажется, пошло тебе на пользу, – снова заговорил Даниэль. – Получив твое письмо, я даже несколько забеспокоился.

– Как я уже упоминал, это одна из лучших клиник в Европе по лечению неврастении. Видел бы ты меня, когда я только приехал сюда!

Макс склонил голову набок, высунул язык и собрал глаза к переносице.

– Неврастения, – повторил Даниэль. – Такого диагноза тебе еще не ставили.

– Не ставили. Что довольно странно. Потому как, если вдуматься, все мои расстройства происходили после продолжительных периодов крайне напряженной деятельности. В последний раз я оказался в больнице после нескольких суток работы без перерыва. Я тогда не спал ни минуты. Неудивительно, что я сорвался.

– Но ведь такая гиперактивность – это симптом твоей болезни. Симптом, а не одна из причин, – возразил Даниэль.

– Ты в этом уверен? А может, мы ошибались. Не знали, что есть курица, а что яйцо. Может, все эти годы мне ставили ошибочный диагноз. И чем больше я размышляю, тем более правдоподобным мне представляется, что я страдал от повторяющихся периодов неврастении. Ведь нервное истощение может выражаться как угодно.

– Что ж, – с зевком отозвался Даниэль, – если мы сейчас же не отправимся домой спать, неврастенией закончу я. А я не испытываю ни малейшего желания узнавать, в чем именно она может выражаться.

Стоило ему произнести эти слова, как сквозь гам в зале прорезалось несколько протяжных нот аккордеона, и через секунду женский голос негромко затянул бодрую песенку.