Стоян сделал знак рукой, и мальчишка приблизился к трону, почтительно подал завёрнутую в тряпицу штуку. Мой княжич принял бережно, развернул и представил на всеобщее обозрение…

Утреннюю Зарю.

Меч тускло блеснул в предзакатных солнечных лучах, пробивавшихся сквозь витражные окна, а публика явно не вкурила, в чём тут фишка. Зато я вкурила. И как-то сразу стало легко и спокойно. Зато Светлана удивилась. Глаза раскорячила — вышла из образа.

Стоян спустился со ступенек, неся меч на вытянутых руках:

— Княжна Самарова, изволь принять оружие. Этот меч принадлежал моей пращуре, воительнице Бояне. Он и выберет новую княгиню.

Я подалась вперёд, предчувствуя веселуху. Мария тихонечко охнула и схватила меня за локоть:

— Вот же охальник! Как он мог? Евдокия, не волнуйся… Будь спокойна! Он не посмеет…

А мне захотелось рассмеяться.

Светлана колебалась, но всё же шагнула вперёд, легонько, плавно, осторожно взяла меч. Двумя руками. По напрягшимся скулам на хорошеньком лице я поняла, что такая тяжесть ей в новинку. Обняла ладонями рукоять.

И тут я поняла, о чём толковал мне Стоян в одно из снежных утр на берегу. Меч задрожал в руках Самаровой, и ей пришлось с силой стиснуть рукоять, чтобы удержать его. И вдруг она взмахнула руками, беспорядочно, неловко, вскрикнула:

— Нет! Помогите!

Руки опустились книзу, меч словно сам взметнул острие вверх и кончиком приник к обнажённой белой шее княжны. Надавил. Капля крови выступила на коже, и Светлана замерла, будто сражённая заклинанием неподвижности. Все в зале замерли вместе с ней. Наверное, было бы слышно, если бы муха пролетела. Не приняла Утренняя Заря невесту.

Стоян улыбнулся. От этой улыбки стало нехорошо. Мне. А что чувствовали остальные, я даже представлять не хотела. Он спросил громко:

— Дала разбойникам денег, дабы те умыкнули и убили Борковичеву боярышню? Отвечай.

Светлана побледнела, хотя, казалось, и так уже была белой. Стоян прищурился:

— Отвечай же.

— Да, — тихонько выдохнула Самарова, не смея пошевелиться.

— Все слышали? Нать оставить Утреннюю Зарю покарать княжну за ея злодеяние?

Бояре переглянулись, что-то зароптали, но особых протестов я не заметила. Дружинники были посмелее: кивали, переговаривались одобрительно. Один только священник казался даже не оскорблённым, а опечаленным. Он поднял руку с крестом и зычно провозгласил:

— Милосердия прошу, княже!

— Боянин меч не ведает милосердия, — качнул головой Стоян. — Он и мужчин её рода слушает, лишь когда желает. Княжна Самарова сама виновна, осуждена, и меч решит — будет ли наказана.

Так, Янка, соображай. Очень хочется дать Утренней Заре возможность поработать палачом, но сейчас мне важнее не наказать заразу, а поднять собственный рейтинг. И теперь я поняла, зачем Стоян так хитро всё обставил. Поняла прямо на лету, и внутри всё опьяняюще заиграло, словно кровь превратилась в шампанское. Ну что же, мой выход, дамы и господа! Готовьте фанфары, аплодисменты и платочки для особо нервных.

Твёрдо ступая мягкими сапожками по ковру, я приблизилась и тихо, но отчётливо попросила Стояна:

— Позволь мне попробовать.

Он улыбнулся и отступил на шаг. Глаза Светланы уже не были такими холодными и безразличными, как несколько минут назад. Они остекленели от ужаса, а где-то в глубине взгляда надвигалась штормовая волна паники. Я коснулась пальцами рукоятки меча. Он был напряжён, как живой, и едва заметно дрожал. А может, это Светлана дрожала… Узнает ли меня Утренняя Заря? Не направит ли острие и против меня? С этим ножичком надо ухо держать востро.