Однако поговорить с послом мне удалось только за обедом. Он прибыл в сопровождении сестры — румяной, полной и отнюдь не скромной дамы. Которой выпало по этикету сидеть рядом со мной. По счастью, рыбу она не любила, зато обожала пироги и кулебяки, которых у Анисьи всегда было заготовлено без счёта. Заинтересовавшись соусом, в который я макала хлеб, она начала выспрашивать рецепт, а с него мы плавно перешли на хозяйственные проблемы и инновации.

— А недавно мы опробовали новую маслобойку, — похвасталась я. — Чернавки довольны — масло сбивается быстрее и легче.

— Так ить и у нас быстро! — возразила Мотыгина. — Жбан на плечи ремнями повесила и ходит себе, работает, а масло бьётся.

— Наши ручку крутят. Час-полтора и готово!

— Ручку? Как это? — любопытно спросила сестра посла. Улыбнувшись, я сказала ей доверительно:

— А покажу. Вот после обеда сходим в стряпошную, и всё покажу.

Потом наклонилась ближе и, понизив голос, добавила:

— Есть у меня ещё подарок для вашего старшего княжича, только ему надо передать лично в руки!

Я и правда устроила ей экскурсию в сердце хором, в кухню. Продемонстрировала маслобойку, венчик для взбивания яиц, после провела в вышивальню. Там вовсю орудовали девицы дома — кузнец изготовил для них особенные тонкие иголки по моему заказу. И портрет Марии удалось передать, и саму золовку показать. Мотыгина осталась всем довольна, обещала посодействовать, составить протекцию. Правда, не задаром: за пару новеньких шлифованных иголок и быстрый рисунок механизма шестерёнчатой передачи маслобойки.

Потом мы всем кагалом ходили выбирать щенков борзой, чтобы торжественно подарить послу, потом были в церкви, потом…

Потом я села в тронной зале принимать просителей. Бабы из окрестных деревень, боярыни, дочка мельника, которую заставляли против воли выходить замуж… Когда последняя терпила вышла с поясными поклонами, я выдохнула, посмотрела на спящую сидя у трона Прошку и расслаблено съехала в неудобном кресле, опершись на подлокотник. Тогда-то в зале и возник старец в белой хламиде с посохом в руках. Этот гость даже напугал меня: походу, он просто появился из ниоткуда, совершенно точно не в дверь вошёл!

— Кто ты и зачем явился? — спросила я строго, выпрямляясь. Старик огладил длинную седую бороду и хмыкнул так, что сердце тревожно застучало набат. Сейчас что-то случится.

Глава 29.У меня на Москве-то и колокола звенят…

— Кто ты? — повторила я, но уже не так уверено. Старик приподнял посох над ковром и ответил:

— Аз есмь волхв. А ты пойдёшь со мной.

И стукнул деревяшкой о пол. Я захотела закричать дружине, на помощь, но горло словно перехватило, и ни один звук не смог вырваться из горла. А потом воздух колыхнулся вокруг меня, а когда успокоился, я уже стояла посреди поляны в лесу. И даже голова не успела закружиться в этом странном полёте. А вот по прибытию мне ужасно захотелось свалиться в обморок. Ибо стало страшно. На зелёной, почти нереальной травке в круг стояли замшелые, наполовину вкопанные в землю камни. А мы оказались точно посередине этого самого круга. Если бы я смотрела исторический фильм, подумала бы, что трепетную деву, то бишь, меня будут приносить в жертву, ударив в сердце кривым ножом…

Старик был тут же — стоял, раскинув руки, подняв лицо с закрытыми глазами к небу, и шевелил губами. Волхв — это вроде бы дохристианский жрец. Чего ж ему от меня-то надо? И что он делает — молится, что ли? Может, и мне помолиться — пришёл мой последний час? Грохнут, как крокодила Гену, и поминай как звали…

Хотя, если бы волхв хотел меня убить, сделал бы это прямо в тронной зале и испарился бы тем же способом, что и появился.