Хотя, если бы волхв хотел меня убить, сделал бы это прямо в тронной зале и испарился бы тем же способом, что и появился. А раз пошёл сложным путём, значит, хочет о чём-то перетереть вне стен, которые у нас везде имеют ушки. Это я себя так успокаивала, а на самом деле трусила ужасно. Хорош уже молиться, переходи к делу, а то ожидание прямо убивает!

Словно услышав меня, старик опустил руки и оперся на посох, который вошёл во влажную землю на несколько сантиметров. Глянул выцветшим глазом:

— Ну здрава буди, княгиня. Дело у меня к тебе есть.

— Дело? — удивилась я. — Отчего же не поговорили в хоромах?

— Не мой дом там. А тут, — он обвёл посохом кромку леса, — царство моё, моё капище, мои боги…

— Ладно, поговорим здесь, — согласилась я, не видя другого выхода. — Только уж будь добр, потом обратно меня верни, договорились?

Старик только усмехнулся. Присел на один из камней, деловито достал из своего балахона кисет и длинную изогнутую трубку. Вот самый настоящий, типичный, можно сказать, старикан, которому некуда спешить. Сейчас пока он её набьёт, пока раскурит…

Так и вышло. Когда трубка задымила вонючим сизым дымом, совсем непохожим на табачный, волхв прищурился и сказал прямо:

— Знаю я, откуда ты. Всё знаю. Геннадь вон тож оттуда был, да сплыл.

Всего ожидала, только не этого. Нормальная такая заявочка. Даже и не скажешь ничего в ответ, разве что только отпираться ото всего надо. Я уже и рот было открыла, но волхв помахал трубкой и сердито предупредил:

— Даже не вздумай лгать! За ложь тебя Перун молнией вдарит!

— Ну конечно, — усмехнулась я. — Ярило ослепит, а Дионис вином напоит. Я в ваших богов не верю.

— Ты не веришь, а они в тебя верят, — и старик пожал плечами, прямо как папа. Небось, от Гены научился нашим жестам. Да. Я поверила ему сразу. И в то, что волхв всё знает, тоже. Знать бы ещё — чего он от меня хочет? Какое дело-то?

— Ладно, — отмахнулась. — Зачем ты меня сюда перенёс? И как?

— Взгляни.

Он вытянул в мою сторону свой посох. Наверху у того красовался длинный вытянутый набалдашник, украшенный камнями в три ряда. Солнечный, лунный, а вот этот, наверное, небесный, а рядом ледяной, да ещё разноцветные, которых я никогда не видела. А между ними узоры вьются, вырезанные на деревяшке, грубоватые, но затейливые. Неплохая коллекция! И что с того?

Старик заметил мой непонимающий взгляд и снова прищурился. Повёл посохом из стороны в сторону, как маятником, зашептал что-то под нос, и я застыла, глядя, как появляется под набалдашником неясная пелена. Будто стирается защитный слой, а под ним — картинка. Такая знакомая! Такая родная… Купола Василия Блаженного, Кремль, брусчатка Красной площади… Солдатики в чёрной форме печатают шаг, а где-то, неслышные, бьют на Спасской башне куранты…

Сразу и ноги ослабели, и голова закружилась, а вокруг всё поплыло. Схватившись за грудь, я села на траву, с отчаяньем глянув в последний раз на исчезающую картинку. Волхв снова ткнул посохом в землю и кашлянул:

— Твой ли град?

— Мой, — выдохнула я. — А как…

— Волхвы черпают магию из матушки-земли, из воздуха да воды. Не суть важно то. Геннадь мне нужен был, ходил туда-сюда, носил мне камни из вашего света, травы, коих тут не найти… Теперь ты будешь носить!

— Это с какого перепугу?! — удивилась я. Нет, конечно, заманчивая перспектива — вернуться домой, но таскаться по мирам с контрабандой… Увольте. Да и как я объясню всё Стояну? Как объясню Матвею? Жить на два дома, на два мира? Это не по мне, не моё! Я уж или там, или здесь!

— Думаешь, ничем тебя не возьму? — старик скривил губы недобро, качнул головой.