— Тихо, помолчи. Ты находишься в больнице имени Рузвельта. У тебя сломано три ребра. Лежи тихонько.

Я расслабился, и моя голова упала на подушку. Последнее, что промелькнуло перед моими глазами, прежде чем я опять забылся, был листок отрывного календаря, висевшего на стене. На нем большими буквами было написано: «1 сентября 1925 года».

Это был мой последний день в приюте Святой Терезы.

Интерлюдия

Марти

Мартин стоял перед входной дверью, прислушиваясь к перезвону каминных часов, доносившемуся из квартиры. Он снял фуражку. Свет, падающий сверху, окрасил его светлую негустую шевелюру в тусклый золотой цвет сродни золотым дубовым листьям, вышитым на плечах его униформы. Улыбнувшись, он подумал: как они выглядят сейчас? Четыре года — срок немалый.

Все изменились за эти четыре года, и изменились очень сильно. Он усмехнулся. Ему — да не знать об этом. За эти четыре года он видел воочию, как мальчики становились мужчинами — взрослыми, усталыми мужчинами. Они обращались к нему за помощью, и на их неискушенных лицах лежала печать ужаса и безысходности. Жестокость и боль, с которыми столкнулись вчерашние мальчишки, оставили в их душах глубокий след — плату за переход из мира детства в мир взрослых.

Это была его работа — избавлять их от невидимых, скрытых шрамов, которые время оставило на их неокрепших душах. Что касается тела, то тут все обстояло относительно просто: нужно было брать в руки скальпель, резать и молиться, и даже когда молитва была кончена, рука хирурга продолжала резать бренное тело. Так или иначе, хирурга никогда не покидает чувство безысходности: одному Богу известно, выживет пациент или нет. Да или нет — все достаточно просто.

Его работа была сложнее. Он не прикасался к их телам, он прикасался к их душам. То, что он делал, было неосязаемо и, на первый взгляд, не связано с жизнью или смертью. Но на самом деле это было далеко не так: его незаметная тонкая работа как раз и определяла, жить или нет тому, кто приходил к нему за помощью. Не всякий может обнаружить результаты хирургического воздействия на душу: нужно знать, каковы признаки этого воздействия, и уметь увидеть их. Иногда ты внезапно замечаешь, как чуть задрожали губы плотно сжатого рта, или вдруг глаза осветились каким-то новым огнем, или успокоилась дрожавшая ранее рука. Иногда эти внезапные изменения проявлялись в том, как человек начинал держать голову или как изменилась его походка. И только тогда можно было признаться себе, что ты победил. Только тогда можно было ощутить триумф, который так легко может ускользнуть от тебя, если ты вовремя не обратишь внимание на эти неуловимые изменения.

Жанет открыла дверь. Мгновение они вглядывались в лица друг друга. «Она почти не изменилась, — с удовольствием подумал он, — то же маленькое личико, голубые глаза и светлые волосы, небрежно зачесанные, как у беспризорного мальчишки».

— Марти, — раздался ее чудный голосок.

Он почувствовал прикосновение ее мягких губ к своей щеке и губам. Легкий, нежный поцелуй приветствия и дружбы.

— Прошло… — начала она, и он разнял руки.

— Четыре года, — продолжил он, улыбаясь. — Я только что размышлял об этом…

— Как и мы, — прервала его она. — Это немалый срок. Мы все думали, изменился ты или нет.

— Это смешно, но я думал то же самое о тебе и Джерри.

Она взяла его за руку и повела в гостиную.