Я открыл рот, чтобы возразить, но тетя Берта сжала мою руку и сказала:

— Дай дяде закончить.

Я промолчал.

— Ты знаешь, — продолжал дядя, — что я виделся со своим адвокатом в надежде, что он все уладит. Но пользы от этой встречи не было, здесь ничего поделать нельзя. Существует закон, хороший ли, плохой ли, но мы обязаны ему подчиниться. Я разговаривал с разными официальными лицами, и все без толка. Мне сказали, что ты должен вернуться в приют и оставаться там до восемнадцати лет. Тогда ты сможешь приехать к нам.

У меня запершило в горле, но я надеялся, что не заплачу. Мне почему-то казалось, что я все-таки уеду в Аризону. Я молчал.

Тетя посмотрела на меня, когда она заговорила, голос ее был полон нежности и сочувствия:

— Как бы то ни было, Фрэнки, в этом есть и свои преимущества. Ты сможешь закончить здесь школу, рядом с тобой будут друзья. Дядя Моррис говорил с братом Бернардом, которого очень волнует твоя судьба, и он обещал, что будет присматривать за тобой и заботиться о тебе. А когда ты закончишь школу, то приедешь к нам и поступишь в колледж. В Аризоне есть несколько очень хороших университетов. А пока ты будешь здесь, мы будем считать, что ты не с нами потому, что учишься где-то в колледже.

— Меня это не волнует, — глухо произнес я. — Меня не волнует, как это будет считаться, меня не волнуют друзья. Без них я не буду скучать, а без вас буду. Я хочу быть вместе с вами.

— Мы тоже хотим, чтобы ты был с нами, — печально произнесла тетя. — Ты просто не представляешь, как мы этого хотим. Мы очень привязались к тебе и любим тебя, но ничего не можем поделать. Мы должны поступать, как велит закон, у нас нет выбора.

Я посмотрел на дядю и тетю, и на глаза мои навернулись горячие слезы. Я хотел что-то сказать, но не смог, и только молча смотрел на них, а слезы катились по моим щекам. Я не всхлипывал, просто слезы сами собой катились из глаз. Они тоже молча смотрели на меня, в глазах у тети стояли слезы. Я выбежал из гостиной, ворвался к себе в комнату и рухнул на кровать.

Тетя и дядя подошли к моей двери, и до меня донесся голос тети:

— Моррис, я все-таки войду и поговорю с ним. Ты видел его лицо? Он был похож на маленького мальчика, которого не пускают домой.

— Нет, — сказал дядя, — пусть побудет один. Он скоро возьмет себя в руки. Он настоящий мужчина.

Они ушли.

Я невольно задумался над словами дяди. Я был настоящим мужчиной? Да, я был им, но вел себя как маленький мальчик, которого не пустили домой. Я был мужчиной. Стараясь взять себя в руки, я перестал плакать, пошел в ванную и умылся. Потом отправился на кухню.

Тетя с дядей сидели за столом. Когда я вошел, они посмотрели на меня.

— Тебе лучше? — спросил дядя.

Я лишь кивнул, потому что боялся говорить, все еще не доверяя своему голосу.

— Садись и выпей чая, — предложила тетя.

Я так и сделал. И только через много лет понял, что дядя для моей же пользы специально громко говорил возле моей двери. Но тогда я не знал этого и чувствовал себя довольно отвратительно. Мне не хотелось возвращаться в приют.

Я был рад, что никому не говорил о том, что собираюсь уезжать, и решил, что и теперь не скажу, что возвращаюсь в приют. Я не хотел, чтобы меня жалели.

Глава тринадцатая

Была пятница, 13 мая 1927 года. Все вещи, в том числе и мои, были упакованы. Мы с дядей собирались ехать в приют. Родные мои уезжали на следующий день. Я не хотел отправляться в приют до их отъезда, надо было просто отвезти туда мои вещи.

— Ну что, готов? — спросил дядя.

— Да, — ответил я и, взяв чемодан, отнес его к машине.