– Не скажу. – «Можешь быть уверен! Но что мне делать теперь? Ox, как бы я хотела, чтобы Бен был в городе!» Она вернулась к себе и притворилась, что просматривает бумаги. В конце концов она вспомнила об энергетической кровати и позвонила на склад. Затем отослала за ней свою помощницу и стала думать.

Где Бен? Если бы он был в городе, она бы отпросилась минут на десять, позвонила бы ему и перевалила бы все заботы на его широкие плечи. Но Бен, черт бы его побрал, скрылся за горизонтом, предоставив ей вести мяч в одиночку.

Или нет? Червячок, точивший ее подсознание, прогрыз себе ход наружу.

Бен не покинул бы город, не сообщив, чем окончилась его попытка повидать Человека с Марса. Как сообщница заговорщика она имела на это право… а Бен всегда играл честно.

Она словно наяву услышала сказанные им слова: «…если что случится, ты будешь козырем в рукаве… солнышко, если обо мне ничего не будет слышно, вся надежда только на тебя».

Раньше она не думала об этом, потому что не верила, что с Беном может что-нибудь случиться. Теперь пришла пора серьезно подумать. В жизни каждого человека наступает время, когда он – или она – вынужден рискнуть «жизнью, богатством и честью священной» ради дела с весьма сомнительным исходом. Для Джил Бодмен это время наступило сегодня, в три часа сорок семь минут пополудни.

Человек с Марса, едва ушла Джил, опустился в свое кресло. Он не взял в руки книгу с картинками. Он просто стал терпеливо ждать, хотя слово «терпеливо» не совсем соответствовало марсианским понятиям. Он неподвижно сидел и тихо радовался тому, что его водный брат обещал прийти снова. Он готов был ждать вот так – не двигаясь, ничего не делая – столько, сколько понадобится. Пусть даже годы.

Он не имел ни малейшего понятия о том, сколько времени прошло с той минуты, когда он разделил воду со своим братом. И не только потому, что это место непонятным образом искажалось во времени и очертаниях и это сопровождалось явлениями и звуками, не поддающимися пока грокингу, но и потому, что всей культурой его гнезда время воспринималось совсем иначе, чем людьми. Разница заключалась не в более продолжительном, если перевести на земные годы, времени жизни, а в самой основе. На Марсе нельзя найти подходящих выражений, чтобы сказать: «Сейчас позднее, чем ты думаешь» или «Скоро не бывает споро», хотя и по разным причинам: первое просто немыслимо, тогда как второе – неписанный закон, упоминать о котором так же ни к чему, как советовать рыбе принять ванну.

Но сказать «Как было в Начале, так есть и так будет» – настолько по-марсиански, что перевести это гораздо легче, чем «два плюс два – четыре», а на Марсе это вовсе не считается трюизмом.

Смит ждал.

Услышав, как в двери поворачивается ключ, он вспомнил, что слыхал этот звук перед последним появлением водного брата, поэтому он ускорил метаболизм на тот случай, если все повторится. Он изумился, увидев, что дверь открывается и в нее проскальзывает Джил, поскольку ему не было даже известно, что это тоже дверь. Но он сразу грокнул это и переключился на всепоглощающую радость, приходящую только в присутствии птенца из редкого гнезда, твоего водного брата или (при определенных обстоятельствах) в присутствии Старших.

Радость его была слегка испорчена тем, что водный брат не разделял ее… он казался более расстроенным, чем тот, кого нельзя было спасти от рассоединения из-за какой-нибудь досадной потери или травмы.

Но Смит уже знал, что эти существа способны выносить отрицательные эмоции, о которых и подумать-то страшно, не умирая при этом.

Его брат Махмуд подвергал себя душевным мукам пять раз в день и не только не умирал, но даже утверждал, что эти мучения совершенно необходимы ему.

Его брат капитан Ван-Тромп был подвержен ужасным непредсказуемым приступам, каждый из которых должен был, по разумению Смита, привести к немедленному рассоединению, чтобы избежать конфликта… и все же этот брат, насколько он знал, жил в добром здравии.