— Домой топаешь? — спросил знакомый водитель, имя которого Серега, как ни силился, вспомнить не мог.

— Ага, — кивнул Серега, решив на всякий случай никак не называть своего благодетеля.

— Как ты думаешь — вскрывать будут? — спросил шофер явно в надежде обсудить с Серегой какую-то потрясающую новость.

— Что такое? — у Сереги вдруг перехватило дыхание. Он крепко сжал зубы и кулаки.

Первое, что пришло в голову: «Антонина!..» Видя, что пассажир не в курсе, шофер не спешил всего выкладывать. Он для большего эффекта держал паузу. И эта пауза становилась невыносимой, но у Сереги не хватало духу спросить, в чем дело. Ему почему-то казалось, что своим вопросом он может накликать беду.

Так они и ехали в молчании до самого синюхинского поворота. И тут шофер не выдержал и сказал:

— Гуляй разбился.

«Значит, с Антониной все в порядке», — подумал Серега, еще не совсем вникнув в сказанное. Но затем до него, как из дальней дали, постепенно стал доходить смысл слов шофера.

— Как разбился? — переспросил Серега, еще не понимая до конца, о чем идет речь. — Ушибся?

— Насмерть разбился, — сказал шофер так, как будто гордился этим. — Хороший был мужик, душа нараспашку, только как выпьет — дурак дураком. Сейчас в первую попавшуюся машину и — за водкой, а потом уж с хозяином разбирается. Правда, чтобы кто в обиде оставался, такого не бывало. Ну и в нашем деле толк знал. Какой ни на есть пьяный, а машину вернет в лучшем виде. Некоторые на него обижались, начальству жаловались, а я никогда, потому как работа не волк, а человеку, может, позарез надо…

— Как это случилось? — перебил рассказчика Серега.

— Обычное дело, — ничуть не обиделся тот. — Не хватило выпивки, а время позднее, вот он и намылился в Калинники, там у него знакомая ларечница дома ящик портвейна держит на всякий случай. А у соседа мотоцикл во дворе и ворота нараспашку, ну, он его и позаимствовал. А дорога, сам видишь, какая — на коньках бегать можно. Тут и тверезый-то, того гляди, сковырнется, а он, говорят, лыка не вязал. На мост выскочил, а там колдобина. Его подкинуло и… Мотоциклетка на мосту осталась, а Гуляй через перила, и капец… Шею, говорят, свернул, а то бы, может, и ничего… Тебе возле конторы остановить?..

— Милиция приезжала? — спросил Серега, сам не зная зачем. — Фотографировали?

— А на кой, — пожал плечами шофер. — Это что тебе, Штирлиц?.. И так все ясно. Приедут днем разберутся, составят протокол… Кому нужно, небось уже знает.

— Слышь, Филя, — Серега вдруг вспомнил, как Гуляй называл водителя «уазика», — будь другом, подбрось меня к нему, то есть туда, где он теперь. Мне глянуть надо…

— Постой, — задумался Филя. — Вспомнил. Ты же из его бригады… Новосел… Вот штука… А заводной мужик был, одним словом — Гуляй.

Филя подвез Серегу к самому дому погибшего. Дверь в сени была распахнута настежь. Филя вышел из машины вместе с Серегой, но в дом входить не стал.

— Ты уж извини, — сказал он виновато, — только я не пойду. Не могу смотреть на мертвяков… Это у меня с детства.

Серега кивнул молча. Вошел в горницу. Гуляй лежал на столе, где еще недавно стояли бутылки и тарелки с закусками. Он был накрыт старым пальто поверх простыни. Казалось, человек решил соснуть, а разбирать постель поленился.