Пусть остается здесь, любить ее все равно некому.
Сашка понял, у дочки существует свое мнение, она начала взрослеть раньше времени, от нее безвозвратно уходило детство.
Анюта подошла к отцу, обхватила ручонками за пояс и спросила тихо:
— Пап! А как мне ее называть теперь.
— Кого? — не понял Сашка.
— Ну, эту, какую мамой звала.
Человек растерялся и поначалу не знал, что ответить, а потом словно спохватился, взял дочь за руку, увел в спальню:
— Почему об этом спрашиваешь?
— Мы же уезжаем от нее насовсем. А от своих не уходят. Только от чужих. Какая она мне мама? Я ее больше не увижу.
— Я был в тюрьме ни один год. Что ж, и я на это время стал чужим? Тем более, с вами жил чужой.
— Но ты меня не собирался отдавать, не в интернат, не в приют. Тебя увели, отняли, а она со мной жила. Но была даже хуже чужой. Если б ты знал все, меня бы понял.
— Аня, она родила тебя. И хочешь того или нет, до смерти, навсегда останется твоею матерью. Это не исправить, не сменить. Она, какая бы ни была, родная. И останется жить в твоей крови и плоти. От того никуда не денешься. Она твоя мать и ты должна называть ее только так. Иного имени нет.
— А жаль! — насупилась дочка.
— Не всем везет с родителями. Ты еще убедишься, что в жизни встречаются куда как хуже нашей. Они не только бьют и обижают своих детей, а и убивают их. Выгоняют из дома на мороз почти голиком, не дают есть. И это совсем маленьких ребятишек. Ты уже знакома с бомжами и, конечно наслышалась от них всякого. Эта детвора не случайно оказалась на свалке. У них есть родители, но их такими никто не признает. Да и они не ищут ребятню, чтоб вернуть домой, забыли навсегда, отказались.
— А мне разве хорошо жилось? — всхлипнула Анна.
— Очень плохо. Но тебя не выгнали на улицу, не отказали в куске хлеба.
— Я сама убегала. Знаешь, жить голодной лучше, чем быть избитой.
— Понятно, но кое в чем ты сама виновата.
— В чем?
— Зачем фотографии испортила? Чем они тебе помешали? Это память!
— На что она нужна такая? — нахмурилась девчонка.
— Сейчас так говоришь. А когда вырастешь, совсем иное скажешь.
— Никогда!
— Ты еще маленькая! — обнял дочь.
— Я давно большая. Внутри даже совсем ста-рая. Каждый день плакала и хотела помереть.
Сашка вздрогнул, повернул к себе дочь лицом:
— Никогда больше о таком не думай.
— Конечно. Теперь я с тобой! И дожила. Но будь маленькой, не выдержала бы!
— Ань, в жизни ты можешь менять друзей, уходить от подружек, забыв их навсегда. Мы уез-жаем от матери. Но помни, она всегда с нами.
— Как, ты ее берешь с собой?
— Нет. Она останется в твоей крови. И хочешь того или нет, вы с нею похожи. Все ее начало в тебе и никуда от того не денешься.
— А что можно сделать, чтоб ее во мне не было?
— Смириться! Другого выхода нет. Да и зачем? Ты очень красивая. Мать в юности была такою. Не зря ж ее полюбил. Тебе нечего стыдиться. Скоро от чужих такое услышишь. Но знай, люди часто бывают похожими и очень разными. Вот и у вас такое случилось, внешность мамкина, а характер мой!
— Так это здорово! — обрадовалась девчонка.
— А значит, зови матерью. Мы уходим. Ни с кем в жизни не враждуй. Старайся прощаться красиво. Не оставляй о себе плохой памяти. Ведь вы все же родные люди.
— Я ее не прощу!
— Со временем все забудешь. Теперь мы на-прасно об этом говорим, слишком рано. Нужно, чтоб зажила память. Это случится не скоро. Когда совсем повзрослеешь, станешь чьею-то мамой, тогда многое будет понятнее. |