|
Стоило ему попасть в хозяйские руки, как из очередной городской кошачьей обители заброшенный подвал превращается в очень уютное помещение. Продать бы все осыпающиеся особняки Южноморска — и через год вряд ли бы кто-то узнал их. Это я, как строитель, рассуждаю. Потому что прямо в машине снял пальто, набросил на себя грязную робу со следами белил и краски, умыкнул, проходя мимо стройки какое-то дырявое ведро и, пройдя полквартала, очутился у гостиницы «Море». Через несколько минут полдень, значит, постоянно трудящиеся на этом объекте строители совкового предприятия уже успели разбежаться по халтурам. Человек пять из тридцати оставили — и хватит. Может, это они сейчас мастырят подвал против автостоянки? Так что придется мне лично увеличивать число строителей в здании.
Я смело пнул дверь, влез в вестибюль и безо всяких дурацких вопросов со стороны дежурной спокойно поднялся на второй этаж. В конце коридора, за углом, в небольшом «предбанничке» было всего два номера, друг против друга. Я поставил ведро на пол, сбросил в него грязный халат вместе с озабоченным видом строителя и постучал в дверь номера 202. В номере была тишина, я уже хотел еще раз пройтись по двери костяшками пальцев, как внезапно она распахнулась, и было трудно не заметить пистолет, направленный в мою грудь. — Здравствуйте, Петр Петрович, — спокойно сказал я, сильно подозревая, что иногда Рябов бывает прав. — Вы позволите войти?
49
За время, прошедшее после нашей встречи, он заметно изменился. Посерело некогда цветущее холеное лицо, несколько примятый костюм, сорочка не первой свежести, да и глаза, скрывающиеся под очками в настоящей роговой оправе, кажутся более выцветшими. — Заходите, Иван Иванович, — повел в сторону стволом пистолета Городецкий, — не позволить вам подняться в этот номер я бы мог еще раньше. Когда вы подходили к гостинице. Маскировочка ваша на любителя, мне лично не доводилось видеть, чтобы рабочие щеголяли в туфлях из крокодиловой кожи. — Все ошибаются, Петр Петрович. Даже вы не без греха. Вот поэтому я сейчас получил такую счастливую возможность… — Пиджачок расстегните, только осторожно, без резких движений, — руководил мной Городецкий, — теперь кнопочку на брючном ремне. Хорошо. Сейчас правой рукой ремешочек под левой мышкой. Так. И фиксатор на правом плече. «Маузер» тяжело стукнулся о пол. Петр Петрович ногой отшвырнул его в угол номера и спокойно скомандовал: — Лицом к стене, руки вперед, ноги пошире. Ствол пистолета давил на почку так, что, казалось, Петр Петрович страстно желает переместить ее поближе к пупку. Его руки быстро пробежались по моему телу, из кармана пиджака он извлек небольшой нож с выкидным лезвием и зажигалку, затем — пистолет из-под левой штанины. — Иван Иванович, вооружены вы, словно в стране начались боевые действия. Можете повернуться. — Я никогда не скрывал пристрастия к предметам самообороны. Зато вы, Петр Петрович, солгали. Помнится, кто-то утверждал, что ему личное оружие не требуется. — А чего вы так петушитесь? Перед смертью никак надышаться не можете? — Перестаньте, Петр Петрович. Если бы вы хотели просто убить меня, так разоружать труп куда легче с точки зрения личной безопасности. — Можете расположиться в кресле, — немного подумав, ответил Петр Петрович. Мы сидели друг против друга в небольших удобных креслах, между нами стоял журнальный столик и, если бы не ствол «Макарова», направленный в мою грудь, со стороны бы могло показаться, что в гостиничном номере сидят старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. — Рисковый вы человек, — покачал очками Петр Петрович, — а вдруг… — Никаких вдруг, — жестко сказал я, — и не стреляли вы только потому, что после этого шансов выйти из гостиницы у вас бы уже не было. |
