— Бумаги не хватает.

— А на всякую дрянь хватает. К тому же, если у нас нет бумаги, у кого тогда она должна быть? У Аравии, наверное, там самые громадные лесные массивы…

— Ты мне курс географии не читай. Сам же говоришь, что не весь тираж книги перепродан, кое-что…

— Что это кое-что попало на прилавок? Может, и попало. В торговой точке, обслуживающей каких-то уж очень номенклатурных работников. Магазин, в котором я взял детектив, получил всего четыре экземпляра, а работает там пять продавцов, не считая заведующей и кассира. То есть даже своим не хватит. Чтобы никому не было обидно, заведующая один экземпляр оставляет себе, один по очень старой дружбе продает мне. А два других уходят на моих же глазах. Сейчас лето, жарко, но зимой в магазине холодно. Поэтому девушки включают отопительные приборы. А это не положено. Штрафовать за это их хоть каждый день можно. Поэтому пожарник получает свои книги круглый год. А оставшуюся забрал скромный человек в штатском, который может сделать неприятности или может и не сделать. Все зависит от его желания. Я уже молчу о том, что у заведующей этой масса друзей по интересам — портниха, парикмахер, гинеколог и тэ дэ.

— Ты снова говоришь о торговле. Но должен заметить, что я встречал людей, которые прошли через всю жизнь без пресловутых пяти копеек.

— Такого быть не может. Потому что даже кристально чистый человек совершает в своей жизни компромиссы, маленькие или большие. На компромиссы с совестью люди идут даже ради дела своей жизни. Парадокс? Как бы не так! Пять копеек. Председатель колхоза ради будущего урожая дает взятку за новую технику, чтобы получить причитающиеся ему станки, директор завода держит целый штат толкачей, а они не только при помощи складных речей выбивают оборудование, без которого предприятие полетит вниз. Или обмен: вы нам — полагающийся кирпич, а мы вам — места на нашей базе отдыха. Но это действия. А компромисс — это уже то, что человек просто молчит, делает вид, что ничего не замечает. Потому что пять копеек превращаются в лепту за его душевное спокойствие. Мой сын тоже кристально честный человек. Кстати, твой ровесник…

— Не нужно рассказывать. Мы с тобой ровесники, а не с ним.

— Да я почти на двадцать лет тебя старше.

— Ну и что? Огромная разница лежит между десятилетним пацаном и двадцатилетним мужчиной. А пятидесяти- и шестидесятилетние люди — уже ровесники. Так что твой сын против меня ребенок.

— Да их поколение будет в этих ребенках ходить, пока родители не поумирают. Ведь не считается зазорным помогать тридцатипятилетним детям. Кстати, которые, как ты говоришь, живут без пресловутых пяти копеек. Так вот, мой сын в жизни не наварил ни на ком, не совершил ни малейшего поступка, который бы граничил с безнравственностью в общепринятом понимании. Больше того, он иногда раздает мне советы, мол, папа, как тебе не стыдно. А ему даже не приходит в голову, что стыдиться мне нечего. Его пять копеек — это отношение к жизни, и ко мне в частности.

Год назад женился. После института он бы, конечно, не успел. Учится хорошо, что правда, то правда. И жена его, сокурсница, тоже. Имеют вдвоем восемьдесят рублей стипендии. Со мной или с моей бывшей женой жить не хотят, говорят, что желают быть самостоятельными. Я тебе сейчас подсчитаю, что мне эта самостоятельность стоит — так волосы на руках дыбом пойдут. Плачу семьдесят рублей в месяц за их квартиру, мать ее вместе с моей дорогой бывшей половиной через день туда сумки со жратвой тянут, аж ручки трещат. Если еще что им нужно — мне это сообщается прямым текстом, а нужно им очень многое.