«Раз таракан, два таракан. Здесь таракан, там такаран…» Кто только такую чушь в эфир пускает? Злость помогла Гале разлепить глаза. По домашней ростовской привычке, она едва не вывалила в коридор в ночной рубашке, но, вовремя сообразив, что находится не дома, накинула поверх ночнушки халат и только тогда побрела в ванную, спотыкаясь и наталкиваясь на стены, дезориентированная, как неудачно оживленный зомби. В ванной полно пара, зеркало, все в белых веснушках зубной пасты, запотело, на полу лужи, к раковине прилип обелокуренный волос… И эта неряха Ирка еще смеет жизни учить? Зальет соседей снизу, а отвечать заставит Галю. Вот погодите, Галя ей все выскажет, все…
Но Ирки поблизости не было, а теплый душ с ароматным мылом в виде арбузной дольки (это гигиеническое излишество Галя приобрела вчера, чтобы хоть чем-то себя подбодрить) помог прийти в хорошее настроение. Честно говоря, Галя не умела долго злиться: она девушка горячая, но отходчивая. А впереди ждет утренний чай с сырными крекерами на кухне, которая полностью в ее распоряжении, потому что Ирка ушла на работу еще раньше, а после ждет работа, ужасно сложная, но интересная, которую Галя полюбила заранее и к которой начинает понемногу привыкать. И, уже трясясь в полуподвешенном состоянии в набитом по-утреннему салоне автобуса, глядя в окно, за которым над быстро пробегающими мимо домами занимался рассвет, опер Романова оптимистично подумала, что все-таки жизнь хороша, несмотря на будильники.
На работе, в МУРе, ее ждали. Здесь уже успели оценить и ее хлебосольство, благодаря которому сотрудники питались домашними ростовскими консервами, и ее трудолюбие, не позволяющее отказываться от любой, самой неблагодарной работы.
— А у нас для тебя, Галочка, сюрприз, — одарил начинающего опера начальственной улыбкой сам Вячеслав Иванович Грязнов. — Надо допросить по делу Зернова неких Князевых, из квартиры которых звонили Питеру в вечер убийства. Ниточка толстая, основательная. Канат, можно сказать, а не ниточка. Действуй.
Допрос еще в годы университетской учебы был одной из сильных сторон профессионализма Гали Романовой. Ее склонность к полноте, карие глаза с коровьей поволокой и манера выслушивать человека так внимательно, словно перед ней находился ее родственник или любимый, производили неотразимое впечатление на самых нервных свидетелей. А те, кто были действительно виновны, расслаблялись, думая, что такой дуре можно скормить любое фуфло, и вовсю ораторствовали, забывая о естественной осторожности, и вот тут-то внешне безобидная Галя проявляла свою цепкую хватку, ловя их на противоречиях почище «детектора лжи», потому что, как выше было сказано, она действительно умела внимательно слушать, Галя набрала номер телефона, с которого был сделан роковой для Питера Зернова звонок, предполагая, что в такое время дома никого не застанешь, все но работе. Но трубку тотчас взяли. Откликнулся женский голос:
— Але?
— Здравствуйте, с вами говорят из Московского уголовного розыска. — Галя попыталась, насколько возможно, подавить украинское «гыканье» и прибавить строгости в интонации. — С вашего телефона позвонили…
— Ма-ам! — истошно завопили в трубке, и Галя сообразила, что ошиблась, приняв голос детский, возможно, мальчика-школьника, за женский. — Ма-а-ам, подойди сюда, тебе из милиции звонят!
Не выдержав собственного крика, ребенок закашлялся и никак не мог остановиться.
— Что за глупости, какая тебе милиция, — нарастая, пробился к Галиному слуху другой голос, приближаясь издалека. — Алло, Валентина Князева слушает!
— Здравствуйте, Валентина! — После того как женщина представилась, дело пошло на лад. — Меня зовут Галина Романова, я работник МУРа. — Может быть, следовало сказать «сотрудник», а не «работник»? А, как уж сказала, так тому и быть! — С вашего номера был произведен звонок иностранному журналисту Питеру Зернову, который стал причиной… это… его смерти…
— Я понимаю, — лихорадочно перебила Галю невидимая и неведомая Валентина Князева. |