|
– Уходи! – кричу я в отчаянии. – Потом поговорим! Потом! – Тихо, – Нефедов пытается зажать мне рот рукой. – Не ори! В горах нельзя издавать громкие звуки… Где я? Срываю повязку, оглядываюсь. Ого, а мы, оказывается, прилично протопали с того момента, как профессор сорвался в трещину. Обглоданная вершина прямо над нами. Темные точки внизу превратились в человеческие силуэты. Догоняют. – Тихо! – Нефедов пытается надеть на меня повязку. Сам он в такой же, и от того похож на слепца с картины Брейгеля. Если слепой поведет слепого, все упадут в яму. Так говорил царский генерал в романе «Бег». Генерал сошел с ума. А я? Я еще нормален? Ну конечно, нормален! Все в порядке, это просто духи гор морочат меня. Смешно. Духи существуют! Ха ха! Надо же, духи! Они умеют шептать страшные слова и показывать картинки из прошлого. Но нам, сильным людям, духи нипочем! Черт, что за чертовщина из меня лезет? О, песня! Нефедов сказал – петь про себя. Что ж, буду петь. Что нибудь подходящее к моменту. Например, из фильма «Вертикаль», там у Высоцкого четкие песни. И я начинаю бормотать себе под нос знакомые с детства строки: – А до войны вот этот склон немецкий парень брал с тобою… Звон в голове стихает. Исчезает Надя. Странная легкость охватывает меня. Я слышу звуки гитары и хриплый голос Высоцкого, чеканящий слова: – Мерцал закат, как блеск клинка. Свою добычу смерть считала. Бой будет завтра, а пока Взвод зарывался в облака И уходил по перевалу. Вот это здорово! Это правильная песня. И нет никакой усталости, никаких духов. Припев мы поем вместе: – Отставить разговоры Вперед и вверх, а там... Ведь это наши горы, Они помогут нам! Высоцкий хрипит следующий куплет. Я подпеваю. Немцы идут на нас цепью, с автоматами наперевес. Они спускаются со стороны черной вершины, и у каждого на кепи серебром сверкает эмблема – цветок эдельвейса. Это враги, которых нужно уничтожить. – Ты снова здесь, ты собран весь, Ты ждешь заветного сигнала. А парень тот, он тоже здесь. Среди стрелков из «Эдельвейс». Их надо сбросить с перевала! – ревет Высоцкий. Я достаю пистолет, начинаю стрелять и с каждым выстрелом выкрикиваю: – Отставить разговоры Вперед и вверх, а там... Ведь это наши горы, Они помогут нам! Удар! Темнота. Песня заканчивается. Я открываю глаза и понимаю, что лежу на снегу. Нефедов стоит в двух шагах от меня, на его лице – злоба и отчаяние. – Что… что это было? – спрашиваю, с трудом шевеля распухшими губами. – Горная болезнь. От недостатка кислорода. Оглядываюсь. Вижу поодаль «Макаров». Вокруг горячего ствола вытаяло и пистолет ушел в снег по рукоять. И тут ледник подо мной ощутимо вздрагивает – раз, другой, третий. – Что ты наделал… – шепчет профессор. Он смотрит не на меня, а куда то вверх. Я поднимаю голову и вижу, как ледяная стена, подпиравшая черную, обглоданную вершину, рушится. Сквозь трещины прорываются струи темной, грязной воды. Проходит секунда и прямо на нас несется ревущий поток. – Озеро! – кричит Нефедов. – Там подо льдом было озеро! Все, Артем Новиков, ты нас убил… Урод! Он еще что то кричит, брызгая слюной, но я его не слушаю. Я заворожено смотрю на торжество стихии. Взбесившаяся вода вперемежку со льдом и камнями несется по леднику со скоростью курьерского поезда. В воздухе над потоком висит туман. Искрится на солнце снег. Рев нарастает. Ледник под ногами дрожит как в лихорадке. Наверное, это можно назвать чудом. |
